Курсовая с практикой на тему Принцип «айсберга» в рассказах Хемингуэя

Содержание:

Введение 3
Глава 1. 5
1.1. Биография Эрнеста Хемингуэя и его творческий путь 5
1.2. Принцип «айсберга» 11
Глава 2. 20
2.1. Принцип «айсберга» в произведении «Старик и море» 20
2. 2. Принцип «айсберга» в произведении «Прощай, оружие!» 27
Заключение 33
Список использованной литературы 35

Введение:

В историю южноамериканской культуры Эрнест Хемингуэй вошел как создатель выдающихся художественных творений и как творец одного из соответствующих стилей XX века. Берём ли мы в руки его рассказы или романы, у нас скоро появляется эмоция, что мы сами лишь что видели и слышали, обоняли и осязали все, что изображено в слове.
Большинству Хемингуэй стал памятен собственным романом «Про-щай, орудие!» — историей любви южноамериканского добровольца и британской медсестры, которая развивалась на фоне схваток Первой ми-ровой. Книга имела в Америке необычный успех — продажам не помешал даже народнохозяйственный кризис. Так же одним его популярным творе-нием, благодаря которому ему присудили Пулитцеровскую премию в 1953 году и Нобелевскую премию по литературе в 1954 году, является по-весть «Старик и море».
Эрнест Хемингуэй постоянно жаждал как к высокому достижению, к неплохой и обычный прозе, бесцветной, как влага. Но в том же духе он желал донести до читателей глубочайший значение через обыкновенные вещи и обыденные действия.
Таким образом, его рвение строчить «легкие» творения, которые несут в себе принципиальные идеи, помогло ему сотворить их. Этот прин-цип написания творения получил заглавие принцип «айсберга». У Хемин-гуэя подтекст так весом, что образовывает второй, очень принципиальный чин рассказа, не лишь не одновременный с главным, но нередко как бы противоречащий ему. И в то же время подтекст чрезвычайно тесновато связан с текстом: его разрешено прочитать лишь «через контент», с данной целью умышленно и чрезвычайно буквально созданный. Это и было нова-торством Хемингуэя: особенная двуплановая конструкция прозы и эко-номная, но отлично разработанная система изобразительных средств, ко-торая помогала формировать и контент, и подтекст и ставить трудную, не-редко основанную на различного рода ассоциациях между ними. При та-ковой структуре требуется большая способность и фантазия живописца, а также многогранное чувство действительности.
Актуальность темы содержится в том, что темы, раскрываемые Э. Хемингуэем пожизненны. Это трудности человеческой жизни, нравствен-ности, развития человечной личности чрез борьбу – то, что решал дума-ющий человек в прошедшем, постановляет в данный момент, и станет ула-живать позже. Поэтому Эрнест Хемингуэй как беллетрист интересен и в наше время.
Целью нашей курсовой работы является исследование применения принципа «айсберга» Эрнестом Хемингуэем в его творениях «Старик и море» и «Прощай, Оружие!».
Исходя из установленной цели, в работе решались последующие за-дачи:
— рассмотреть биографию автора;
— выучить теоретическую сторону принципа «айсберга»;
— анализировать произведения «Старик и море», «Прощай, орудие!» на принцип «айсберга» Эрнеста Хемингуэя.
Курсовая работа состоит из вступления, двух глав, заключения и списка литературы.
При анализировании мы опирались на труды ученых: Финкельштей-на И., Денисовой Т., Кашкина И. и многих других.

Заключение:

Творчество Хемингуэя представляет собой новейший шаг вперед в развитии южноамериканского и мирового реалистического художества. Основной темой творчества Хемингуэя в движение всей его жизни остава-лась содержание трагичности судьбы рядового американца.
Душой его романов являются действие, сражение, дерзание. Автор любуется гордыми, сильными, человеческими богатырями, умеющими сберечь амбиция при самых томных обстоятельствах. Однако почти все герои Хемингуэя обречены на беспросветное одиночество, на уныние.
Литературная манера Хемингуэя уникальна в прозе ХХ века. Его пробовали воспроизводить писатели различных государств, но недоста-точно преуспевали на собственном пути. Манера Хемингуэя — эта дробь его личности, его биографии .
Во всех его произведениях есть частичка его души, его одиночества, что кажется ты выслушиваешь историю самого автора. Даже если никогда не бывал на Кубе, читая его произведения сразу появляется перед глазами океан и автор пишущий свои работы.
Будучи корреспондентом, Хемингуэй немало и упрямо работал над манерой, стилем изложения, формой собственных творений. Журналисти-ка помогла ему выковать главный принцип: никогда не писать о том, что не знаешь, он не вытерпел болтовни и предпочитал описывать обыкновен-ные физиологические деяния, оставляя для эмоций пространство в подтек-сте. Он считал, что нет необходимости произносить о эмоциях, эмоцио-нальных состояниях, довольно обрисовать деяния, при которых они по-явились.
Его проза — это канва наружной жизни людей, бытия, которое вме-щает достоинство и убожество эмоций, желаний и побуждений.
Хемингуэй жаждал объективизировать повествование, исключить из него прямые авторские оценки, составляющие дидактики, сменить, где разрешено, разговор монологом. В мастерстве внутреннего монолога Хе-мингуэй завоевал огромных высот. Компоненты композиции и манеры были подчинены в его творениях интересам развития деяния.
Целью нашей курсовой работы являлось исследование применения принципа «айсберга» Эрнестом Хемингуэем в его творениях «Старик и море» и «Прощай, Оружие!».
Мы в ходе работы выполнили ряд задач:
— рассмотрели биографию автора;
— выучили теоретическую сторону принципа «айсберга»;
— анализировали произведения «Старик и море», «Прощай, орудие!» на принцип «айсберга» Эрнеста Хемингуэя.
При анализировании мы опирались на труды ученых: Финкельштей-на И., Денисовой Т., Кашкина И. и многих других.
Хотелось бы сказать в завершении нашей работы о том, что произ-ведения Эрнеста Хемингуэя читаются на одном дыхании. Интересны своей многогранностью и сюжетами, а также, чем, что можно вынести из них. Сколько граней, сколько сравнений, эпитетов. Все настолько становиться «живым», будто рядом с тобой происходит сейчас. Также и внутренняя борьба, волнение все передается от героя к читателю. Мы ощущаем себя Сантьяго, помогаем ему бороться с этой рыбой, чтоб герой не умер, и так жаль, что не можем помочь.
Порой кажется, что автор знает мысли читателя, боится за него, пе-реживает и вместе с ним радуется успеху.

Фрагмент текста работы:

Глава 1.
1.1. Биография Эрнеста Хемингуэя и его творческий путь
Эрнест Хемингуэй родился 21 июля 1899 года в Ок-Парке, неболь-шом, чистеньком городе, вблизи с Чикаго — этим крупнейшим торгово-промышленным Центром Среднего Запада.
Он рос в культурной, обеспеченной семье, и родственники пробова-ли навести его интересы. Отец — доктор по профессии и этнограф-любитель по искренней склонности — увлекался ловлей, хватал с собой Эрна в бора, руководил в индейские поселки, пытался приучить сына сле-дить природу, зверей, птиц, присматриваться к необыкновенной жизни ин-дейцев. Видимо, он доверял, что старший сын продолжит традицию семьи Хемингуэев, которая насчитывала некоторое количество естественников, докторов, этнографов, путешественников-миссионеров.
А мама — любительница музыки и живописи, которая обучала пе-нию и дебютировала в нью-йоркской филармонии, тут, в собственном го-роде, принуждена была наслаждаться преподаванием, пением в церковном хоре, а сына стремилась научить играть на виолончели. Музыканта из Эр-неста не вышло, но влюбленность к неплохой музыке и к неплохим карти-нам с новейшей силой проснулась в Хемингуэе уже во взрослые творче-ские годы .
Разумеется, невозможно полностью идентифицировать реального доктора Кларенса Хемингуэя и его супругу с выдуманными видами роди-телей Ника Адамса и Джордана, но вот как трансформируются отклики жизни на страницах книжек Хемингуэя. В ранних рассказах показан дом отца, провинциального доктора, чрезвычайно напоминавшего чеховских земских докторов. Атмосфера кислых, серых будней и образ слабовольно-го супруга под башмаком у елейного деспота — жены. Именно она, су-пруга, задает тон этого житья-бытья. Она член «Общества христианской науки» , на ее столике неизменная Библия и номер журнала «Христианская паука». Она цельными дня ми молится о сыне и супруге, зная, «что муж-чины слабы». Она внушает супругу «Помни, тот, кто смиряет дух соб-ственный, посильнее того, кто подчиняет города», — и зудит его с посто-янным припевом «приятный». После нескольких таковых реплик у него руки спускаются:
«Ружье само стало в угол за шкафом — расхотелось даже на охоту идти, и пачка нераспечатанных мед журналов вырастает на полу возле его стола. А когда дверь за ним захлопнулась и раздался ее вздох, он произ-носит чрез окно: «Прости», — и слышит в протест: «Ничего, приятный» Его единственная утеха — умножение коллекций. Сначала это заспирто-ванные змеи и ящерицы — она сожжет их при переезде в новейший дом, позже индейские древности, и она снова сожжет их в его неимение при сле-дующий уборке. «Я убирала подпол, мой Друг» , — улыбаясь, встречает она его па крыльце, и он, не говоря ни слова принимается выручать обго-ревшие останки, и максимум его протеста
И образ отца — неплохого, но слабого человека с безвольным под-бородком, но зорким оком и жесткой рукою охотника, и доктора («Отцы и дети»). Он так подавлен и безответен, что родные не принимают его серь-езно даже в том, в чем он вправду знаток собственного дела. Когда он де-лает операцию кесарева сечения охотничьим ножом и зашивает рану вяле-ной квартирный, дядя Джордж роняет: «Ну еще бы, ты у нас известный хирург!».
Отец — спутник его детства. Позднее отец появляется только в суме-речных воспоминаниях и снах ночного существования, а спутник его воз-мужалости, образчик упорного и храброго дневного труда — это дед, со-участник Гражданской борьбы 1861-1865 годов.
Ок-паркская средняя школа по уровню общеобразовательной подго-товки была на чрезвычайно неплохом счету. Хемингуэй с благодарностью упоминал собственных преподавательниц родного языка и литературы, а школьная газета «Трапеция» («Тгареге») и школьный журнал «Скри-жаль» («tabu 1 а») отдали ему вероятность испытать свои силы и в фелье-тоне (в особенности спортивном), и в беллетристике. За что ни принимался маленький Хемингуэй, он во всем пытался не стукнуть лицом в грязь. Он был капитаном и тренером различных спортивных команд, хватал призы по плаванию и перестрелке, был редактором «Трапеции». В эти школьные годы он немало читал и позже, уже после «Фиесты», утверждав, что писать он выучился, читая Библию. Из обычного школьного чтения Хемингуэя не затронули ни вирши Теннисона и Лонгфелло, ни романы Вальтера Скотта, Купера, Гюго, Диккенса. Зато Шекспир остался на всю жизнь. Позднее он заявлял, что очень отлично не забывает «Ромео и Джульетту» и «Отелло», чтоб нередко ворачиваться к ним, но «Лира», к примеру, перечитывает любой год. Также на всю жизнь остался «Гекльберри Финн» Марка Твена, книжка, которую взрослый Хемингуэй считал истоком современной юж-ноамериканской литературы. Но молоток Твен, как создатель «Человека, который совратил Гекльберг», был, естественно, не в почете в Ок-Парке и чуть ли попадался на глаза молодого Хемингуэя. Как и Джек Лондон, со-здатель «Железной пяты» и «Мартина Плена». Интересно, что и позже, выросши, Хемингуэй к Джеку Лондону уже не возвращался. А из внеклас-сного чтения от данной поры остались в памяти Хемингуэя обыкновенные и трезвые морские романы Капитана Мариетта, «Королева Марго» Дюма, как книжка о товариществе и справедливости, и рассказы Киплинга.
В школьной газете и журнале Хемингуэй писал спортивные отчеты, юмористические и «ужасные» рассказы. У школьников тогда в моде был живший в соседнем Чикаго беллетрист Ринг Ларднер, при этом не столько как горьковатый и твердый сатирик, насколько как остроумный на соб-ственный чикагский лад журналист и физкультурный обозреватель. Ему-то на первых порах старательно подражал и молодой Эрнест. Классному наставнику, как куратору школьного журнала, не один раз попадало от инспектора за ироническую вольность заметок воспитанника Эрнеста Хе-мингуэя.
Из тридцати бесполезных публикаций в «Скрижали» выделяются три:
— основанный на индейском фольклоре рассказ «Суд Маниту» — об убийстве старым охотником юного спутника по ловле.
В апреле 1916 года— «Всё дело в цвете» — рассказ старенького бок-сера о нечестном матче уже с соответствующим для позднейшего Хемингу-эя рубленым разговором и профязыком.
И, в конце концов, в ноябре 1916 года — «Сепи Жинган» — рассказ о кровавой мести, где рассказчик-индеец наиболее поглощен оценкой раз-личных видов трубочного табака и заботой о собственной собаке Сепи Жингане, чем воспоминаниями о безжалостной экзекуции с обидчиком, ко-торую он упоминает так, меж иным .
По этим рассказам видно, что Хемингуэй удачно усваивал началь-ные навыки литературного письма; следовательно, и то, что он жаждал зафиксировать конкретные воспоминания, а они, естественно, были основ-ным в формировании человека и писателя. Дома, в Ок-Парке, его окружал душный обывательский мирок, который он быстро почувствовал, а позже изобразил в рассказе » Дома «.
У отца был за озером Мичиган, в нетронутых ещё тогда лесах, не-большой охотничий домик на сберегаю Валун-Лэйк, куда он спасался от собственных городских повинностей и жениных гостей, где он охотился, даром врачевал индейцев близлежащей резервации, собирал коллекцию предметов индейского быта. Туда он хватал с собой сына; там же, позже, на Биг-ривер, охотился, уже в одиночку, и возлюбленный герой Хемингу-эя Ник Адаме. Но и в этом домике верховодил не врач, а его супруга.
Эрнесту было недостаточно редких охотничьих вылазок с папой. Он желал вкусить свет своими очами. На каникулах он не раз пускался в бега — работал на фермах или мойщиком посуды в придорожных барах. За недели, а то и месяцы данных скитаний он встречал много бродяг, пьян-чужек, гангстеров, дам легкого поведения — одним словом, любую при-дорожную накипь, о которой позже он писал в рассказах «Чемпион», «Свет мира». Но приходила осень, и юный Эрнест, хлебнув свободы, воз-вращался к душной школьной и домашней рутине.
А зимой удавалось вырваться лишь в Чикаго, где он стал учиться боксу. На главном же уроке инструктор расшиб ему нос, позже основа-тельно был поврежден глаз, но Эрни упорствовал и потом стал перво-классным боксером. Уроки уроками, а попутно он присматривался к но-вому для него миру боксеров, барменов, гангстеров, о которых он писал позже в рассказах «Пятьдесят тысяч», «Убийцы» и др. Этот Чикаго оказы-вался еще наиболее некрасивым, чем Ок-Парк, и у Эрни назревало заклю-чение — «уеду я из этого городка».
Шел 1917 год. Америка вступила в первую мировую войну, и Эрни, этой порой кончив школу, жаждал угодить в армию. Но от мамы он уна-следовал неважное зрение, к тому же отразилась травма глаза, полученная при тренировке, и в армию его не взяли. Близость Чикаго отразилась на культурном уровне Ок-Парка. Когда вспоминаешь, что приобретенное в средней школе Ок-Парка образование уравняло начитанность и тягу к по-знанию Хемингуэя со многими его ровесниками, получившими универси-тетский диплом, что эта школа приохотила его к Шекспиру, Мерло, Чосе-ру, — не приходится в особенности жалеть, что Хемингуэй не кончил ка-кой-либо теологический или философский департамент или узкотехниче-скую школу, где бы на него могли одеть те или другие деляческие шоры .
Взамен верховного академического образования Хемингуэй прошел цельных три житейских института. Первым из них была школа журнализ-ма и главным курсом— репортерство в провинциальной канзасской газете «Стар». Для почти всех южноамериканских писателей обычным методом в литературу была газета, но Хемингуэю повезло, что он начал не в про-дажных органах желтой прессы, где ценилась лишь сенсация, к тому же преподносимая в форме установившихся стереотипов. Для усвоения газет-ной техники Хемингуэю понадобилось то, что он был редактором школь-ной газеты, по от установившегося там развязного газетного штампа дове-лось отвыкать. «Канзас стар» была одной из независимых провинциаль-ных газет, руководимая журналистами старенькой школы. Здесь оценива-ли факт и верную, деловитую, лаконичную его подачу. За 7 месяцев интен-сивной работы в «Стар» Хемингуэй получил немало нужных профнавы-ков. О том, как развивали в Канзас-Сити новичков, разрешено осуждать из сложенных фактов «Ста заповедей газетчика»:
— Пиши маленькими предложениями. Первый отступ обязан быть краток. Язык обязан быть мощным. Утверждай, а не отрицай.
— Бойся обветшалых жаргонных словечек, в особенности, когда они стают общеупотребительными. Воспринимается лишь бодрый сленг.
— Избегай прилагательных, в особенности таковых пышных, как «классный», «прекрасный», «превосходный», «величавый».
«Единственная стоящая форма рассказа, — наставлял юных репор-теров старый журналистский волк Л. К. Моис, — это беспристрастное из-ложение. Никаких данных потоков сознания. И нечего разыгрывать из се-бя постороннего наблюдающего в одном абзаце и всезнающего бога гос-пода в последующем. Словом, никаких этаких штучек» .
От всех репортеров тут строго требовали соблюдения схожих запо-ведей, и это вульгарно впрок Хемингуэю: «Работая в «Канзас стар», — упоминал он позже, — я пытался о обычных вещах писать элементарно. Репортерская служба снова сталкивала Хемингуэя с преступными город-скими низами: гангстерами, ворами, спортивными жучками и с милицией. Эти встречи снабдили его огромным запасом житейских надзоров. Ему от-крылась жизнь, где одним очень отлично, а иным — очень нехорошо, где трудны и нестерпимая бедность, и несносное благоденствие. Где репортеру разрешено было писать всю истину о бродяге и очень недостаточно исти-ны о богачах. И равномерно накапливалось у него еще смутное рассудок общественного неблагополучия. Все это позже отразилось в почти всех его творениях, а некие странички главного сборника Хемингуэя «В наше вре-мя», как, к примеру, миниатюры о подстреленных грабителях-венграх и о повешении Сэма Кардипелла, — это очевидно писательский зацепил кан-засского репортера Хемингуэя.
Мы рассмотрели не простую биографию Хемингуэя, во втором па-раграфе определим, что же такое принцип «айсберга» в литературе.
1.2. Принцип «айсберга»
Широкое признание Хемингуэй получил благодаря собственным романам и многочисленным рассказам — с одной стороны, и собственной жизни, совершенной приключений и неожиданностей, — с иной. Его мане-ра, краткий и яркий стиль, существенно воздействовал на литературу XX века. Он являлся выдающимся писателем от народа. До сих пор люди за-читываются его произведениями, изучают, анализируют.
Повседневный разговор, что Хемингуэй искусно проводит в соб-ственных работах, с первого мнения походит на элементарную фиксацию прецедентов. Однако за данным суховатым и зачастую жадным рассказом раскрывается настоящий сдвиг существования. За данное неповторимое умение откровенно и в отсутствии прикрас предоставить положение сооб-щества этого периода его и влюбились. Романы и повествования Хемингу-эя обнаружили реакцию в сердцах многочисленных современников.
Значительную популярность сочинителя возможно объединить с идентичностью героев и им лично. В любой прописанной строчке непо-средственно Хемингуэй – его навык, волнение, познания. В первую оче-редь нежели произвести известную книжку «Старик и море» писатель большое количество промышлял, узнавал детали профессионализма, пом-нил чувства. Хемингуэй постоянно принимал службу над творением равно как реальную деятельность, что потребует организованности и самодисци-плины. Его приятели фиксировали, то что отрывать от деятельности сочи-нителя было опасно.
Написав ряд страничек, серьёзный Хемингуэй беспощадно уменьшал его, иногда сохраняя с начального вида только малую часть написанного. Данный креативный метод был наименован «принципом айсберга». Как-то раз непосредственно Хемингуэй заявил, то что в случае если автор прав-див с чтецом и символом с объектом, в таком случае ему никак не необхо-димо распыляться в обещаниях, он способен почти все спустить, и удер-живающий в ручках книжку ощутит все без исключения тайное непосред-ственно.
Роль айсберга в творчестве Э. Хемингуэя велика. Непосредственно вследствие данной изысканной незамысловатости, лаконичности и мастер-ству создателя замечать значимые элементы, романа автора получили по-ложение религиозных.
Исследователи подмечают схожесть писательской технической Хе-мингуэя к способам, применяемым в кино. Следом за Хемингуэем данное олицетворил в собственных романах иной знаменитый североамерикан-ский писатель – Сэлинджер.
Творчество Э. Хемингуя в настоящий период тревожит аудиторию – обычных читателей и литературоведов, то что доказывает его глубину и индивидуальность.
Выдвинутый Хемингуэем «принцип айсберга» (особенный созида-тельный прием, когда беллетрист, работая над текстом романа, уменьшает начальный вариант в 3-5 раз, полагая, что выброшенные кусочки не исче-зают бесследно, а насыщают контент повествования скрытым значением) смешивается с так называемым «боковым взором» — умением увидеть ты-сячи мелких подробностей, какие как будто бы не имеют конкретного дела к событиям, но на самом деле играют гигантскую роль в тексте, воссозда-вая спектр времени и места: «Надо изгонять всё, что разрешено выки-нуть… Если беллетрист отлично знает то, о чём он строчит, он может спу-стить почти все из такого, что знает, и, ежели он строчит честно, читатель ощутит всё опущенное так же шибко, как ежели бы беллетрист произнес об этом» .
Творчество Э. Хемингуэя 40-50-х годов разрешено отметить в осо-бенный период. Этого представления придерживаются почти все амери-канские (Э. Баргесс, К. Бейкер, С. Дональдсон) и отечественные (А. И. Старцев, А. И. Кашкин, М. О. Мендельсон, А. С. Мулярчик, Б. А. Гилен-сон,) ученые творчества писателя.
Три главных периода: 20-е, 30-е годы выделяют его на том основа-нии, что Хемингуэй в этот период обращается к общественной проблема-тике в собственном творчестве. Третий период — 40-50-е годы, — на основа-нии ностальгического направления, выраженной автобиографичности его творчества, отказа Хемингуэя от решения публичных заморочек в художе-ственных творениях.
А. И. Старцев выделяет 4 периода в творчестве Э. Хемингуэя: пер-вый — до середины 30-х годов; второй — с середины 30-х, основываясь на выходе Хемингуэя в это время к общественной проблематике. Особым временем именует 50-е годы. А. И. Старцев разглядывает его как заканчи-вающий по теме и колориту, что совпадает с точкой зрения западных ли-тературоведов . «Острова в океане», опубликованный позже, но писав-шийся в главном в 40-е годы, А. И. Старцев связывает с заключительным шагом творчества Хемингуэя.
Выделение 40-50-х годов в творчестве Э. Хемингуэя как определен-ного шага в его творческой биографии основано на нескольких факторах: кризис ценностной системы США такого времени, что, по справедливому замечанию А. С. Мулярчика, в значимой ступени разъясняет творческие невезения Хемингуэя: «Хемингуэй был в особенности чуть к резким сдви-гам в психологическом климате США, за которыми, бывало, не постоянно поспевала мысль живописца. Мир наилучших творений Хемингуэя был значителен и прост, а в Америке 40-х годов преобладала повседневность, сочетавшаяся с нарастающей фрагментацией форм человечного бытия, подключая политику, идеологию, характеры, художество» .
40-50-е годы в США — время формирования сообщества одинаковых способностей и массовой культуры, воплощения в жизнь южноамерикан-ской мечты с ее позитивными и негативными гранями. Можно заявить, что конкретно в это время «мифологема южноамериканской летописи совсем свершилась». На замену экономическому кризису 40-50-го годов прибы-вает эра «тучных 50-х», духовного кризиса, в сообществе доминируют «расположение к апологетике и конформизму» .
Хемингуэй, переживший созидательный и искренний взлет во 2-ой половине 30-х — первой половине 40-х годов, соединенный с приобщением к антифашистской борьбе, разочаровывается в послевоенном южноамери-канском сообществе, забывшем об уроках недавней борьбы. Вместе с тем, еще в довоенное время, в романе «Иметь и не обладать» (1937) Хемингуэй отмечает кризисные явления в духовной жизни США, рассказывая о долях людей, потерявших свои состояния: «Одни избирали долгое падение из окна конторы или жилого дома; остальные плотно замыкали двери гаража и запускали мотор; третьи прибегали к отечественной традиции кольта или смит-и-вессона… данных прекрасных изделий южноамериканской инду-стрии, таковых миниатюрных, таковых достоверных, так отлично адапти-рованных для такого, чтоб решать конец Американской Мечте, когда она переходит в ужас…».
Трагизм, характерный в той или другой ступени большинству тво-рений Хемингуэя 40-50-х гг., является е следствием и собственного миро-воззренческого и духовного кризиса писателя. Во 2-ой половине 40-х го-дов Хемингуэй переживает созидательный спад. Тяжелое телесное и пси-хическое положение после пережитого на фронте, развод с Мартой Гелл-хорн, бессчетные травмы, приобретенные им во 2-ой половине 40-х годов, сказываются на состоянии здоровья писателя и приводят к ослаблению его творческого потенциала.
В первой половине 50-х годов жизненные невзгоды, преследующие писателя, длятся. Уходят из жизни Чарльз Скрибнер, издатель и друг Хе-мингуэя; его 2-ая супруга Полин Пфайфер; Грейс Холл — Хемингуэй, мама писателя; отец Мэри Уэлш, его крайней супруги. Хемингуэя продолжают гнать авто- и авиакатастрофы.
Таким образом, перечисленные выше происшествия, как конкретные, так и субъективные, привели к кризису мировоззрения писателя, что опре-делило отличие им особенного типа богатыря, особенного типа конфликта, что, в свою очередность, описывает индивидуальности поэтики книжек Хемингуэя исследуемого периода.
Известность прибыла к Хемингуэю мгновенно, с основными книжка-ми — очень отличен писатель был в сформировавшиеся вплоть до него общепринятые меры и примеры писательских слов. Его краткие, не имею-щие объяснений слова, его будто нелепый повседневный разговор, закреп-ление никак не значительных жестов и перемещений героя — все без ис-ключения данные и почти все иное весьма уже различалось с многоречи-вой описательности Бальзака либо интеллектуальности Роллана… В слу-чае если и существовало у него очевидная схожесть с кем-то в способах и средствах, то это была никак не знаменитая категория сочинителей-модернистов, американцев-экспатриантов, вселившихся в Париже уже по-сле войны. Однако ни один человек с их ни разу никак не достиг такого рода известности, какой смог добиться Хемингуэй. Вследствие того то что проблема существовала не в этих способах, какими пользовался в соб-ственном послании, а в этой атмосфере, расположении неустроенности, провала, краха, которые были свойственны европейским интеллигентов, утративших верование в устойчивость социального аппарата глядя на мир.
Беллетристика Э. Хемингуэя, отделанная, максимально бережливая в выразительных средствах, в значительном была подготовлена школой журналистики. Данная беллетристика специалиста, мастерская легкость каковой только акцентировала внимание трудность его образного обще-ства, постоянно основывалась в индивидуальный навык сочинителя.
Мы видим, то что повествования Э. Хемингуэя лаконичны, однако имеют полное значение.
Итак, наиболее красочной особенностью его творений является «правило айсберга».
«Гора» — обожаемое сравнение Хемингуэя с целью установления своей эстетической нормы.
Сам автор большое количество раз упоминал о данном виде, изъяс-няясь о собственных повествованиях.
А в 1932 г. он высказал последующую идею, описывая творческий процесс: «Я постоянно стремился записывать согласно принципу айсберга. В любую заметную долю его все становится водою».
И, безусловно ведь, в одном из минувших его произведении «Празд-ничный день, что всегда с тобой «разбираем: «Я опустил его согласно сво-ей новой теории: можно опускать что угодно при условии, если ты знаешь, что опускаешь, — тогда это лишь укрепляет сюжет и читатель чувствует, что за написанным есть что-то, еще не раскрытое».
Таким способом, мы можем уверенно сказать о этом, то что творение заключается в двух элементах. В-первом, данные документ — явный эле-мент, сочиненная одна восьмая. В-второй, смысл — никак не отображен вещественно. Смысл содержит в себе колоссальный актуальный навык, по-стижения, рассуждения сочинителя, и необходимо особенная предприятие прозы, для того чтобы сформировать общую концепцию автор — персо-наж — пользователь и этим наиболее осуществить смысл.
Безусловно, смысл был ещё вплоть до Э. Хемингуэя. «Оборудование Хемингуэя, — сообщает Ю.Я. Лидский, — зачастую походит технику ки-нематографа с его расплатой в место зрения лица в зале, замену проектов и этому такое. Отметим, к слову, то что в нынешней североамериканской литературе данное оборудование приобрело последующее формирование, в частности, в многочисленных работах Дж. Сэлинджера. Безусловно, со-четание, буква «демонстрация» никак не считаются открытиями Хемингу-эя. Однако Хемингуэй преобразовал их в главное средство и универсаль-ный способ образного отражения обществ. Он в разы увеличил сущность посредством соответствия подтекста с словом. В следствии смысл приобре-тает умение переносить особенную значимость – выявлять второй проект повествования, зачастую никак не соответствующий и в том числе и пере-чащий главному. Но заметить его возможно только лишь прочтя доку-мент.
Таким способом, смысл считается одной с наиболее отличительной особенностью творчества сочинителя, наравне с «принципом айсберга», какие могут помочь разместить во внутрь слова эти идеи и мысли, которые желает предоставить писатель, в разы превышающие главный документ согласно собственному содержанию и размеру.
Национальной литературе XX столетия свойственен заинтересован-ность к легендам, преданиям, преданиям, в этом количестве и библейским. Христианские аргументы стремительно применяются в творчестве сочини-телей данного периода.
Для слов Э. Хемингуэя характерно олицетворение интертекстуально-сти в различных конфигурациях и типах межтекстового взаимодействия: заглавие, подбор «разговаривающих» имён и прецедентных слов, актуа-лизирующих важную с целью создателя низкоприоритетную данные и взывающих к цивилизованной памяти лица.
Произведения Э. Хемингуэя пронизаны аргументом пессимизма, по-следнего неблагополучия. Около наружным цинизмом, безразличием скрывается внутренняя опустошение, в каком месте персонаж располагает-ся в обстановке мучения. Итогом первой мировой войны стало начало со-здания людишек в отсутствии эмоций. Моральный вопрос, стоящий в се-редине творчества Хемингуэя — одинаково как быть «в наше время» — остается целью многих его героев неразрешимой.
Писатель с поддержкой способов реминисценции и аллюзии абсо-лютно четко отражает действительность. С поддержкой подобных спосо-бов писатель достигает подобного итога, если обстановка уныния и слабо-сти приступает воздействовать на понимание. Но я полагаю, то что Хемин-гуэя невозможно совсем рассматривать проводником пессимизма, однако он, что весьма благополучно отобразил атмосферу местоположения атмо-сферы, волнение.
Хемингуэй таким образом создает собственные повествования, то что высказанное и разумеемое стремительно взаимодействует товарищ с иным, компоненты каковых весьма непосредственно сопряжены. Выявляется та-ким образом именуемое «повозочное» протяжение киносюжета, что дает силу и значение очевидному
Так, в популярном повествовании «Кошка под дождем» равно как будто бы мелочный диалог «ни о чем» двух юных американцев, супруга и супруги, в итальянской гостинице обязан предоставить, согласно плану со-здателя, атмосферу пустоты и назревающего упадка в их взаимоотноше-ниях. Писатель прекрасно понимает собственных героев, их жизнедеятель-ность, эмоции, круг интересов и создает повествование практически равно как мелодическое творение, решительно чередуя звучания и паузы» .
Но присутствие обыкновенном чтении повествования, мы никак не заметим целой всесторонности слова. Немаловажно ощутить в таком слу-чае «повозочное протяжение», что уносит читателя в осознание слов зна-чительно основательнее, чем представляется.
Подспутная, скрытая значимость новелл Хемингуэя особенно понят-но выявляется в сопоставлении его творений друг с другом. Образовыва-ется оборот, повествования они сопряжены определенной, внутренней проблемой. А ключевое – все без исключения они отображают мировос-приятие и основы создателя.
Все произведения писателя несут в себе учения о философии, жизни, что заставляет читателя задуматься. Правильно ли мы поступаем, что нужно выносить на главную свою цель жизни? Если вдуматься, то у каж-дого из нас есть айсберг – вершина к которой мы стремимся, но почему она так называется, да, наверное, потому что, проходя к ней, мы сталкива-емся с трудностями. Просто не бывает по-другому. Иначе, легко бы было все или наоборот трудно.
Вот так и живем с надеждой на лучшее как герои Хемингуэя, борем-ся, прибываем в одиночестве, наталкиваемся на «айсберги», что позволяет встряхнуться от сна и идти дальше.
В первой главе была рассмотрена биография автора и понятие «айс-берга».
Во-второй главе мы разберем принцип «айсберга» на произведени-ях: «Старик и море» и «Прощай оружие».