Платная доработка на тему Взаимоотношения государств Прибалтики (Литва, Латвия, Эстония) и России на современном этапе

Содержание:

Введение:

Членство в НАТО и Европейском Союзе
трех стран Балтии кристаллизует все чувства и обиды России в связи с этим
крупным пересечением европейского континента. Это действительно, с российской
точки зрения, самый болезненный аспект, поскольку эти страны были включены в
состав СССР еще пятнадцать лет назад. Жалоб на них много, но самое важное из
них связано с судьбой русскоязычных меньшинств в Эстонии и Латвии с точки
зрения доступа к гражданству и статуса русского языка и русского образования. Процесс
натурализации в этих двух странах протекает медленно, в результате чего
сохраняется значительное меньшинство «неграждан», не имеющих политических прав,
особенно в Латвии. Одним из основных препятствий для кандидатов на
натурализацию является язык, которым многие не владеют, но, наоборот, обобщение
латышского или эстонского языка как языка обучения или официального языка для
административных процедур ощущается как «де-русификация» населения.

Вопрос о русскоязычных меньшинствах в
Прибалтике представляет собой российско-балтийский спор, который априори не
касается Европейского Союза. Но российские власти, со своей стороны, считают, что
Европейский Союз должен обеспечить соблюдение в своих государствах-членах
принципа защиты меньшинств. Действительно, статус меньшинств является одним из
элементов Копенгагенских критериев, установленных для приема новых членов в
Союз. Комиссия сочла удовлетворительным принятие и осуществление странами
Балтии соответствующего законодательства. Несмотря на признание сохраняющихся
трудностей, как и в других новых странах-членах, европейские власти
положительно оценивают стратегию, принятую странами Балтии в целях интеграции
русскоязычных меньшинств. Аналогичную оценку сделали и другие правозащитные
организации, такие как Совет Европы и ОБСЕ.

Что касается вопросов безопасности, то
собеседники делегации подчеркнули, что три страны Балтии до сих пор не
ратифицировали договор об обычных силах в Европе, который позволит им войти в
механизм ограничения сил, дислоцированных вблизи российских границ. С другой
стороны, осуществление НАТО с момента интеграции трех государств патрулирования
воздушного пространства Балтии на границе с Россией с большей или меньшей
убежденностью представлялось недружественным жестом, свидетельствующим об
агрессивности Атлантического Альянса. Следует напомнить, что три прибалтийские
страны не имеют военно-воздушных сил и поэтому потребовали, чтобы наблюдение за
их воздушным пространством осуществляли другие страны НАТО.

Заключение:

Весна
2004 года стала исторически важной вехой для России, поскольку она стала
границей Европейского Союза и Атлантического Альянса, причем обе организации
включали не только бывшие страны Восточного блока, но и три бывшие советские
республики — сегодня самостоятельные государства Прибалтики Литву, Латвию и
Эстонию.

Делегация
встретила реакцию, часто смешанную с тревогой и даже упреками, со стороны
российских официальных лиц в связи с этим двойным расширением. Вместе с тем ему
казалось, что между некоторыми реальными проблемами и достаточно сильным психологическим
воздействием события, которое изменяет восприятие Россией своего
непосредственного окружения, должна быть связь. Она также отметила, что на
правительственном уровне преобладает реалистичный подход к интеграции новой
ситуации путем поиска путей, позволяющих России наилучшим образом сохранить
свои интересы.

Вместе
с тем делегации стало ясно, что расширение ЕС и НАТО, с одной стороны, и Россия
— с другой, еще более необходимы для установления подлинно полезного
партнерства в интересах стабильности и процветания континента.

В
ходе своих контактов в Думе и Совете Федерации делегация заметила крайнюю
чувствительность темы расширения членского состава, поскольку ряд
парламентариев, порой весьма резко, выражали свое неприятие условий, в которых
это происходит как для НАТО, так и для Европейского Союза.

Эта
критика была воспринята, хотя и в смягченном виде, некоторыми должностными
лицами Министерства иностранных дел. Члены администрации президента, со своей
стороны, признали легитимность расширения, желая учесть некоторые российские
проблемы, одни из которых связаны с конкретными трудностями, другие связаны
прежде всего с негативной реакцией общественности, чуткой к тематике
ультранационалистических формирований.

Фрагмент текста работы:

ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

Для
внешней политики и политики безопасности трех прибалтийских государств Россия с
момента ее новой независимости в начале 1990-х годов является формативным
элементом и родительским детерминантом оценки рисков — даже после вступления
Эстонии, Латвии и Литвы в НАТО и ЕС в 2004 году.

Поскольку,
несмотря на прагматичное соседство друг с другом, отношения всех трех стран с
Россией с тех пор никогда не были по-настоящему напряженными. Постоянно
происходят трения и столкновения, которые не только свидетельствуют о хрупкости
балтийско-российской структуры отношений, но и документируют асимметрию и
разрыв власти трех стран над великим соседним государством.

В
последние годы, особенно после грузинской войны 2008 года и на фоне более
жесткой внешнеполитической походки России, балтийские страны в результате
украинского кризиса 2014 года видят многочисленные ранее абстрактные сценарии
конфликтов теперь в области возможного.

Россия
оказалась в этой ситуации — посредником, стремящимся изменить существующий
европейский порядок. Опасения в Прибалтике также питаются тем, что Россия, очевидно,
считает их составной частью российской сферы влияния и может создать свою новую
политику защиты по отношению к собственным соотечественникам предлоги для
вмешательства.

Таким
образом, три страны по-прежнему осознают свои открытые фланги по отношению к
России с новым бризом.

Во
всех трех прибалтийских государствах живут большие русскоязычные (языковые) общины.
Доля русских меньшинств в общей численности населения Эстонии и Латвии
составляет около четверти, доля русскоязычных, то есть, в том числе, людей
украинской или белорусской национальности, еще выше, примерно на треть[1].

В
Литве польское население составляет наибольшее национальное меньшинство чуть
менее шести процентов, около четырех с половиной процентов литовского населения
принадлежит к русскому меньшинству. Доля русскоязычных оценивается примерно в
одну седьмую. Отношения между большинством населения и русскоязычными (языковыми)
меньшинствами напряжены и характеризуются взаимным недоверием. Помимо вопросов
гражданства и языка, политика прошлого и памяти является особенно
чувствительным проблемным комплексом, особенно с точки зрения 20 — го века. Беспорядки
после удаления из центра Таллина в 2007 году так называемого бронзового солдата,
памятника, напоминающего об освобождении Эстонии Красной армией в 1944 году, были
самым впечатляющим свидетельством взрывной силы, которая несет в себе различные
интерпретации недавнего прошлого[2].

Даже
более прагматичные русские силы в Прибалтике часто не желают открыто обнажать
амбивалентность освобождения Эстонии, Латвии и Литвы, называя ее тем, чем она
была — началом тоталитарного принудительного господства[3].

Поэтому
геополитика истории является обузой именно для Латвии и Эстонии, поскольку
модели памяти для большинства и меньшинств являются идентичными и остаются
политически связанными с действиями.

В
свете очевидных конфликтов и на фоне украинского кризиса возникает вопрос о
восприимчивости русскоязычных (языковых) групп населения в Прибалтике к
возможным российским дестабилизационным мерам. Ведь в обостренных ситуациях
постоянно проявляются заметные различия во мнениях между большинством и
русскоязычным (языковым) меньшинством.

Так,
в Латвии две трети населения из русофобского сообщества считают действия России
на Украине оправданными, в то время как почти четыре пятых в латвийской группе
населения придерживаются противоположного мнения.

В
Эстонии проявляются большие различия в отношении к вопросам безопасности: лучшей
гарантией безопасности 78 процентов эстонского и 41 процент не эстонского
населения считают НАТО, сотрудничество с Россией, напротив, называют 53 процента
меньшинства против 18 процентов эстонцев. Но статистка показывает, что
отношение русофонов к соответствующему родному государству неоднородно.

Таким
образом, не может быть ни однозначной позиции России, ни доминирования евро-русских
или балтийско-российских установок.

Поэтому
в Эстонии или Латвии нужно говорить скорее о существовании нескольких русских
меньшинств, чем об одном. В Эстонии в соответствии с ее политико-правовой, языковой
и экономической интеграцией были определены пять частичных кластеров: в общей
сложности половина русофонов, таким образом, плохо или вообще не интегрированы.
Напротив, 16 процентов — русскоязычные эстонские патриоты, а 21 процент — успешно
интегрированные, 13 процентов населения, в свою очередь, критически настроены по
отношению к политике как в Эстонии, так и в России, имеют хорошие знания
эстонского языка, но имеют слабую гражданскую идентичность.

Таким
образом, в политическом и безопасном отношении поведение российских меньшинств,
с одной стороны, должно быть деграматизировано. Поддержка со стороны Москвы
движения меньшинств в Прибалтике представляется ограниченно эффективной, а
сепаратистские устремления русскоязычных (языковых) меньшинств крайне низки
только из-за условий жизни. Эстонскими политологами предлагалось не спрашивать
своих русскоязычных соотечественников об аннексии Крыма или Владимире Путине, а
предпочесть ли им платить рублями, а не евро или предпочесть российское
здравоохранение эстонскому.

С
другой стороны, различия в идентичности, отсутствие включения частей российских
сообществ и включение их в российскую медиа-сферу вполне обеспечивают точки
внешней дестабилизации. Прежде всего, медиа-сфера считается центральной ареной
для осуществления российской мягкой власти. На самом деле в Прибалтике есть
признаки раздвоенного медиа-пространства, поскольку русскоязычное население в
трех странах потребляет преимущественно российские СМИ. Особой популярностью
пользуются телевизионные станции НТВ Мир или Первый Балтийский канал. Поэтому
прибалтийские государства ищут способы разработки новых медиа-предложений для
этих сообществ. Например, в Эстонии в 2015 году с помощью ETV+ был создан
русскоязычный телевизионный канал общественного вещания.

Таким
образом, для русскоязычных меньшинств Эстония или Латвия, хотя большинство
экономически и вполне политически привлекательны, по-прежнему сохраняются
культурные и языковые связи с Россией. Поэтому русофоны и русские в Прибалтике
все чаще видят себя частью культурного русского мира, но не хотят принадлежать
к политическому русскому миру. Три прибалтийских государства в значительной
степени полагаются на импорт энергоносителей из России и асимметрично
переплетаются с российской энергетикой. Ведь большая часть существующих сетей
поставок и транспортных магистралей возникла в советское время, когда Эстония, Латвия
и Литва были частью политико-экономического и энергетического союза. В
частности, инфраструктура в газовом секторе и электроэнергетике обеспечила
преимущественную или исключительную связь с Россией. Таким образом, еще при
вступлении в ЕС в 2004 году три страны считались энергетическими островами в
сообществе.

До
недавнего времени импорт газа также полностью поступал из России. Альтернативных
маршрутов трубопроводов для подключения к государствам ЕС до сих пор не
существует. После 1991 года балтийские поставщики газа еще долго
контролировались российской конвейерной компанией «Газпром»[4].

В
то же время три страны последовательно теряли транзитную силу в поставках сырой
нефти и нефтепродуктов, поскольку Россия в ходе решительной политики маршрута, в
частности путем строительства и использования собственных нефтяных терминалов в
Усть-Луге и Приморске, а также новых трубопроводов БТС-2, все меньше прибегала
к некогда таким важным балтийским портам, как Вентспилс, Рига или Таллин-Мууга.

В
электроэнергетическом секторе существуют различные интенсивности зависимости от
России. В то время как электроснабжение Эстонии основано в основном на
отечественных месторождениях сланца, покрывающих более четырех пятых
производства электроэнергии, а в Латвии ГЭС на Даугаве обеспечивают почти
половину электроэнергии из возобновляемых источников энергии, в Литве в 2009 году
отключение второго блока Игналинской АЭС, охватившее 70 процентов внутреннего
потребления электроэнергии, пробило значительный пробел в электроснабжении
страны. В результате выросли не только цены на энергоносители, но и значение
природного газа в производстве электроэнергии, а также импорт электроэнергии из
Калининграда и Беларуси. Проект преемника совместной АЭС Прибалтики (возможно, под
влиянием Польши) в литовском Висагинас до сих пор не продвигается, в то время
как в Белоруссии, примерно в 50 километрах от Вильнюса, российский ядерный
концерн Росатом строит электростанцию. Это вызывает беспокойство в Литве, не только
с точки зрения стандартов безопасности, но и возможного проникновения дешевой
электроэнергии, и, следовательно, интерпретируется как инструмент российской
внешней политики. Но именно энергетический сектор с его разнообразными
зависимостями и дисбалансами также показывает, что уязвимость может быть
уменьшена. Литва ввела в эксплуатацию терминал для импорта сжиженного газа в
Клайпеде в конце 2014 года. Завод имеет годовую мощность до четырех миллиардов
кубических метров и может изменить условия на управляемых газовых рынках трех
прибалтийских государств, поскольку их общее годовое потребление составляет
всего около четырех-пяти миллиардов кубических метров.

С
литовской стороны уточняется, что фонд привел к заметной скидке, поскольку
«Газпром» потерял свою монополию на поставки. Другие инфраструктурные проекты в
регионе призваны дополнительно ускорить варианты поставок для всех трех стран
Балтии. Изменения характерны и в сфере регулирования, и в структурах
собственников. Литва, в частности, продвинулась далеко вперед в области
отчуждения собственности в газовом секторе.

Газовый
концерн Lietuvos Dujos был
разделен на поставщика, трансмиссионную компанию и компанию, уполномоченную на
распределение, вопреки сопротивлению акционеров «Газпрома». «Газпром», выкупил
свои акции, три компании, вышедшие из Lietuvos
Dujos, теперь контролируются литовским
государством.

В
электроснабжении тоже появились новшества. В частности, создание новых
системных соединений помогает вывести прибалтийские государства из их энергетического
островного положения.

Эстония
в настоящее время подключена к финской системе через кабели Estlink 1 и 2 и, следовательно,
к североевропейскому рынку электроэнергии Nord Pool. В конце 2015 года был завершен токовый
мост Лит-польское соединение из северо-Восточной Польши в Литву. С начала 2016 года
также работает 400-километровый кабель NordBalt через Балтийское море из
литовской Клайпеды в южно-шведскую Nybro, в
результате чего было создано еще одно сообщение с Северной Европой. Европейская
энергетическая политика и региональный союзный план ЕС по Балтийскому морю
ускорили шаги по диверсификации источников поставок, а также улучшению
подключения Прибалтики к энергетическим рынкам северо — и центральноевропейских
соседей ЕС за счет финансовой поддержки и создания новых нормативных рамок.

Кроме
того, Европейская комиссия, как игрок энергетической политики, играет важную
роль, прежде всего, как хранитель и исполнитель принципов ЕС — далее, даже по
отношению к третьим лицам. Например, для Литвы она является важным союзником в
борьбе с монопольными позициями «Газпрома». Помимо энергетического сектора, экономические
отношения Прибалтики с Россией в последнее время более углубились, особенно как
торговый партнер, большой сосед важен для всех трех стран.

Хотя
доля экспорта в Россию в результате действий России против западных санкций, введенных
во время украинского кризиса, снизилась до 50 процентов, в Россию по-прежнему
идут около шести процентов эстонского, восемь процентов латвийского и 14 процентов
литовского экспорта.

В
финансовом секторе российский капитал также играет значительную, хотя и не
доминирующую роль. Кроме того, это, прежде всего, индустрия недвижимости, а
также транзитная, энергетическая и логистическая сферы, в которых подозревается
российский капитал.

Эстония,
Латвия и Литва обладают невысокими военными возможностями. Хотя в Прибалтике
доминирует мнение, что традиционное военное нападение России по-прежнему крайне
маловероятно, такой сценарий не исключен. Поведение России на постсоветском
пространстве, особенно в Грузии и Украине, военные реформы, ее программа
вооружений, развитие новых наступательных возможностей, а также новая доктрина
защиты иностранных русских, с одной стороны, и военной уязвимости, с другой, подтвердили
старые опасения.

Особое
внимание уделяется действиям России в условиях Прибалтики — от многолетних
нарушений воздушного пространства или масштабных российских маневров (Запад — Ладога)
до увеличения российского военного присутствия в дальнейшем районе трех стран. В
частности, концентрация военных возможностей в Калининграде вызывает
беспокойство у Прибалтики. Высокоразвитый анклав геостратегически расположен
таким образом, что оттуда можно легко проникнуть на территорию НАТО.

Восприимчивость
Эстонии, Латвии и Литвы к военным действиям с Востока подтверждается оценками
того, что без надежного подкрепления союзными силами русские войска могли бы
достичь столиц Латвии или Эстонии не позднее чем за 60 часов. Поэтому, помимо
собственных усилий по повышению обороноспособности, три государства делают
ставку, прежде всего, на солидарность НАТО. Например, Литва снова ввела военную
службу в 2015 году утроила расходы на оборону в период с 2014 по 2018 год, чтобы
достичь целевой отметки в два процента ВВП, поставленной в НАТО.

Аннексия
Крыма Россией и вооруженный конфликт на востоке Украины изменили дискуссии о
безопасности Прибалтики и угрозах, исходящих от России, по крайней мере, в двух
отношениях.

Во-первых,
варианты гибридной и нелинейной войны сильнее, чем раньше, попадали на радары
Прибалтики. Правда, столкновения после транслокации Бронзового солдата в
Таллине, включая массированные кибератаки против правительственных учреждений
Эстонии, названные «интернет-войной», обострили осведомленность о новых формах
угрозы. Например, в Эстонии в 2008 году был создан Центр передового опыта НАТО
по кибер-безопасности. Однако только эскалация на Украине повысила
осведомленность о войнах нового поколения и связанных с ними политических
неопределенностях безопасности в собственной стране.

Так,
под впечатлением событий на востоке Украины латвийская национальная гвардия в
августе 2014 года впервые практиковала действия против неформальных боевиков в
собственной стране, поддерживаемых частями населения. В Латвии отсутствие
подготовки к сценарию дестабилизации и нерегулярного военного противостояния
рассматривается как наибольший риск безопасности и обороны. Эстония и Латвия
начали защищать свои границы с Россией и Белоруссией с помощью заборов и систем
наблюдения. Эстония, одна из самых подключенных стран Европы, хочет, среди
прочего, сделать резервные копии всех данных своих властей в Великобритании. Несмотря
на это, по-прежнему существуют сомнения в том, в какой степени предусмотренные
меры действительно устраняют. Предполагается, что Россия сможет предотвратить
наступление альянса из Калининграда: современные системы противоракетной и ПВО
в анклаве в сочетании с возможностями Белоруссии могут перекрыть воздушное
пространство вокруг Прибалтики и Восточного Балтийского моря и перекрыть узкий
коридор между Польшей и Литвой, то есть единственным сухопутным соединением
Прибалтики с партнером по НАТО.

Кроме
того, предполагается, что из-за политических разногласий между критически
важными для России и дружественными к России государствами в НАТО процесс
принятия решений в кризисном случае может быть значительно замедлен, что
потребует ценного времени реакции.

Несмотря
ни на что, три страны будут стремиться к укреплению ЕС и НАТО и достижению
прогресса в отдельных областях политики. Это касается прежде всего европейской
энергетической политики, политики Востока и России и, в частности, поддержки
Украине и другим странам восточного партнерства, а также новых инициатив по
укреплению общей политики безопасности и обороны ЕС. Одновременно Эстония, Латвия
и Литва попытаются укрепить двусторонние партнерские отношения: оборонную и
военную, в том числе с США, политику безопасности со странами Центральной и
Северной Европы и, не в последнюю очередь, внешнюю, безопасную и экономическую
с Германией.

Таким
образом, подводя итог, можно сказать, что отношения Прибалтики с Россией были и
остаются страховыми. Агрессивное поведение России в ее непосредственном
соседстве подтвердило опасения в Эстонии, Латвии и Литве и укрепило
существующие представления об угрозах и оборонительных позициях.

Несмотря
на то, что с 1991 года были этапы прагматического сотрудничества, прежде всего
в экономической области, чувство риска и неопределенности, основанное на
историческом опыте, накладывает отпечаток на отношения с Россией.

Разрозненный
дискурс возможностей, в котором прибалтийские государства видели себя мостом к
России или мультикультурным шарниром, накладывается на доминирующий с
незапамятных времен дискурс опасности.

Нормализации
балтийско-российских отношений в смысле кооперативного взаимодействия в
настоящее время не предвидится. Конфликт, недоверие и, в лучшем случае, избирательное
сотрудничество надолго сформировали прибалтийско-российские отношения. [1]
Фролов Василий Владимирович Положение русского и русскоязычного населения в
странах Балтии в постсоветский период: современная историография вопроса // Концепт.
2019. №1. [2]
Максимычев И. Ф. Прибалтика: непредвзятый взгляд историка // Проблемы
национальной стратегии. 2013. № 4 (19). С. 210 (рец. на кн.: Воробьёва Л. М. Прибалтика
на разломах международного соперничества. М., 2013. 536 с.). [3]
В. Колосов, Н. Бородулина. Геополитический дискурс и отношения между Россией и
странами Балтии // Мировая экономика и международные отношения. 2007. — № 9. — С.
99. [4]
Зеленева Ирина Владимировна Геостратегия России в энергетической сфере в
регионе Балтийского моря // Балт. рег.. 2013. №2.