Магистерский диплом (ВКР) на тему «Политика США в Венесуэле в контексте миграционных проблем на современном этапе»

Содержание:

Введение. 3

1. Теоретические аспекты миграционных проблем. 5

1.1 Основные понятия «миграции». 5

1.2 Миграционные проблемы в мире. 25

2. Анализ политика США в Венесуэле в контексте миграции
населения. 39

2.1 Характеристика стран США и Венесуэлы.. 39

2.2 Миграционная составляющая демографических процессов в
Венесуэле  46

2.3 США и кризис в Венесуэле. 52

3. Развитие политики США в Венесуэле в контексте миграции. 58

3.1 Миграционная проблема в США.. 58

3.2 Политика США в Венесуэле в контексте миграционных
проблем. 68

Заключение. 82

Список литературы.. 84

Приложения. 90

Введение:

Актуальность работы.
Поскольку
любое население, которое не закрыто, может быть увеличено или истощено в
результате миграции или миграции, модели миграции должны быть тщательно
рассмотрены при анализе изменений населения. Общее определение миграции
человека ограничивает этот термин постоянной сменой места жительства (условно,
по крайней мере, на один год), чтобы отличить его от поездок на работу и других
более частых, но временных перемещений.

Человеческие миграции
были фундаментальными для широкого размаха человеческой истории и сами по себе
менялись основными способами в течение эпох. Многие из этих исторических
миграций ни в коем случае не были морально возвышающими переживаниями,
изображенными в мифологиях героических завоевателей, исследователей и
первопроходцев; скорее, они часто характеризовались насилием, разрушением,
рабством, массовой смертностьюи геноцидом — другими словами, человеческими
страданиями огромной величины.

Объект исследования –
США
и Венесуэла.

Предмет исследования –
миграционные
проблемы на современном этапе.

Хронологические рамки
исследования – 2000-2021.

Географические рамки
исследования – США и Венесуэла.

Цель выпускной
квалификационной работы – исследовать политика США в Венесуэле
в контексте миграционных проблем на современном этапе.

Задачи:

— рассмотреть основные
понятия «миграции»;

— описать миграционные
проблемы в мире;

— рассмотреть
характеристику стран США и Венесуэлы;

— проанализировать
миграционную составляющую демографических процессов в Венесуэле;

— провести анализ США и
кризис в Венесуэле;

— описать миграционную
проблему в США;

— показать политику США в
Венесуэле в контексте миграционных проблем.

Степень изученности
представлена трудами таких авторов, как Г.И. Глущенко, К.А.
Ефремовой, Е.Г. Комковой, И.В. Ивахнюка, В.А. Ионцева,  Н.Ю. Кудеяровой и др.

Методы исследования –
анализ, обобщение полученной информации.

Источниковой базой
исследования послужили научные работы, учебные пособия.

Структура работы состоит
из введения, трех глав, заключения, списка литературы.

Заключение:

В результате проделанной
работы решены следующие задачи: — рассмотреть основные
понятия «миграции»; описать миграционные проблемы в мире; рассмотреть
характеристику стран США и Венесуэлы; проанализировать миграционную
составляющую демографических процессов в Венесуэле; провести анализ США и
кризис в Венесуэле; описать миграционную проблему в США; показать политику США
в Венесуэле в контексте миграционных проблем.

С 2013 года мигранты из
Африки все чаще пересекают более девяти стран Южной и Центральной Америки,
чтобы добраться до границы между США и Мексикой, многие из которых ищут
убежища. Хотя это все еще очень небольшой поток, он является частью более
широкой и растущей тенденции мигрантов из-за пределов Латинской Америки, в том числе
из стран Карибского бассейна и Азии, проходящих транзитом через регион, часто в
совокупности называемых внеконтинентальными мигрантами. Рост африканской
миграции через Америку происходит по мере того, как Европа все более решительно
препятствует прохождению мигрантов через Средиземное море, а социальные сети
потенциальных мигрантов передают личные истории успеха и информацию о маршрутах
через Западное полушарие.

Хотя число африканцев,
путешествующих через регион, невелико по сравнению с крупномасштабными
перемещениями мигрантов из Венесуэлы и некоторых стран Центральной Америки,
несколько вещей выделяют это население-от языковых и культурных различий до
того, как латиноамериканские страны решают проблему своего прибытия и облегчают
дальнейшее движение. По мере роста этой миграции странам транзита будет крайне
важно наращивать свой потенциал в области управления миграцией и решения
конкретных проблем, возникающих перед африканцами, перемещающимися через
Западное полушарие, включая дискриминацию.

По меньшей мере 4,6
миллиона венесуэльских мигрантов и беженцев живут в других странах Латинской
Америки и Карибского бассейна, причем многие из них переехали с 2015 года,
когда политические и экономические условия в Венесуэле ухудшились. Поскольку
стало ясно, что многие из перемещенных лиц останутся за границей в течение
длительного периода, если не навсегда, основное внимание стало смещаться с
оказания гуманитарной помощи вновь прибывшим на содействие их интеграции на
рынки труда принимающих стран, в системы здравоохранения и образования, а также
в местные общины.

Для изучения
социально-экономической интеграции венесуэльских мигрантов и беженцев в
настоящем докладе анализируются данные Матрицы отслеживания перемещений
Международной организации по миграции, а также ряд других обследований и
исследований.

Фрагмент текста работы:

1. Теоретические аспекты миграционных проблем

1.1
Основные понятия «миграции» Миграция людей,
постоянная смена места жительства человеком или группой, она исключает такие
движения, как кочевничество, труд мигрантов, поездки на работу и туризм, все из
которых носят временный характер.

Миграции делятся на
несколько широких категорий. Во-первых, можно различать внутреннюю и
международную миграцию. Внутри любой страны происходят перемещения отдельных
лиц и семей из одного района в другой (например, из сельской местности в
города), и это отличается от перемещений из одной страны в другую. Во-вторых,
миграция может быть добровольной или принудительной. Большая часть добровольной
миграции, будь то внутренняя или внешняя, осуществляется в поисках лучших
экономических возможностей или жилья. Принудительная миграция обычно включает
людей, которые были изгнаны правительствами во время войны или других политических
потрясений или которые были насильственно перевезены в качестве рабов или
заключенных. Промежуточным звеном между этими двумя категориями являются
добровольные миграции беженцев, спасающихся от войны, голода или стихийных
бедствий[1].

Миграции людей в течение
зарегистрированной истории изменили весь аспект земель и континентов, а также
расовый, этнический и языковой состав их населения. Карта Европы, например,
является продуктом нескольких крупных ранних миграций с участием германских
народов, славяни турок, среди других. И в течение 400 лет-с конца 16-го по 20-й
век-Америка, Австралия, Океания северная половина Азии и части Африки были
колонизированы европейскими мигрантами. Заморская миграция европейцев в этот
период составила около 60 миллионов человек.

К 1840 году население США
выросло до 17 миллионов, и начался поток иммиграции, который должен был удвоить
эту цифру за 25 лет. Многие из этих иммигрантов были с Британских островов,
Германии и Скандинавии.

С 1801 по 1914 год около
7,5 миллионов мигрантов переехали из Европейской России в азиатскую (то есть в
Сибирь), а между Первой и Второй мировыми войнами еще около 6 миллионов, не
считая бесчисленных депортированных в советские трудовые лагеря, добровольно
мигрировали туда. После Второй мировой войны крупнейшие добровольные миграции
включали группы из развивающихся стран, перемещающиеся в промышленно развитые
страны. Около 13 миллионов мигрантов стали постоянными жителями Западной Европы
с 1960-х по 80-е годы, и более 10 миллионов постоянных иммигрантов были
легально допущены в Соединенные Штаты в тот же период, а нелегальная иммиграция
добавила еще несколько миллионов[2].

Миграции рабов и массовые
изгнания также были частью человеческой истории на протяжении тысячелетий.
Крупнейшие миграции рабов, вероятно, были вызваны европейскими работорговцами,
работавшими в Африке с 16 по 19 век; возможно, 20 миллионов рабов были
отправлены в Америку, хотя значительное число погибло в ужасных условиях
Атлантического прохода. Самыми крупными массовыми высылками, вероятно, были те,
которые были введены нацистской Германией, которая депортировала 7-8 миллионов
человек во время Второй мировой войны (1939-45), и Советским Союзом, которая
насильственно изгнала 9-10 миллионов этнических немцев из Восточной Европы в
Германию в последний год войны и после нее. Около 14 миллионов человек бежали в
том или ином направлении во время раздела Британской Индии на Индию и Пакистан
в конце 1940-х годов. Крупнейшие миграции во второй половине 20-го века и
начале 21-го века состояли из беженцев, спасающихся от войны, таких как, по
оценкам, 3-4 миллиона человек, бежавших из Афганистана в 1980-х годах, и 5-6
миллионов, покинувших Сирию в 2010-х годах.

Доминирующей тенденцией
внутренней миграции в течение 20-го века было перемещение из сельских районов в
городские. Как следствие, рост городов после Второй мировой войны был очень
быстрым во многих странах мира, особенно в развивающихся странах.

Ранние люди были почти
наверняка охотниками и собирателями, которые постоянно перемещались в поисках
продовольствия. Превосходные технологии (инструменты, одежда, язык,
дисциплинированное сотрудничество) этих охотничьих групп позволили им
распространиться дальше и быстрее, чем у любого другого доминирующего вида;
считается, что люди заняли все континенты, кроме Антарктиды, в течение примерно
50 000 лет.

Около 13 000 000
мигрантов стали постоянными жителями Западной Европы с 1960-х годов. Более 10
000 000 постоянных иммигрантов были допущены на законных основаниях в
Соединенные Штаты с 1960-х годов, и нелегальная иммиграция почти наверняка
добавила еще несколько миллионов.

Самая большая массовая
высылка, вероятно, была введена нацистским правительством Германии, которое
депортировало 7 000 000-8 000 000 человек, включая около 5 000 000 евреев,
позже уничтоженных в концентрационных лагерях. После Второй мировой войны
9,000,000–10,000,000 этнических немцев были более или менее насильственно
вывезены в Германию, и, возможно, 1,000,000 членов меньшинств, считавшихся
политически неблагонадежными советским правительством, были насильственно
высланы в Центральную Азию. Более ранние депортации этого типа включали
перемещение 150 000 британских каторжников в Австралию между 1788 и 1867 годами
и ссылку 1 000 000 русских в Сибирь в 19 веке[3].

Вынужденные миграции
после Второй мировой войны были действительно большими. Около 14 000 000
человек бежали в том или ином направлении при разделе Британской Индии на Индию
и Пакистан. Почти 10 000 000 человек покинули Восточный Пакистан (ныне
Бангладеш) во время боевых действий в 1971 году; многие из них остались в
Индии. По оценкам, 3 000 000-4 000 000 человек бежали от войны в Афганистане в
начале 1980–х годов. Более 1 000 000 беженцев покинули Вьетнам, Кубу, Израиль и
Эфиопию после Второй мировой войны. По оценкам, проведенным в 1980-х годах,
примерно 10 000 000 беженцев не были переселены и нуждались в помощи.

Важной и часто
неправильно понимаемой характеристикой человеческих популяций является
тенденция высокоплодородного населения, которое быстро увеличивалось в
размерах, продолжать делать это в течение десятилетий после начала даже
существенного снижения рождаемости. Это связано с молодежной возрастной
структурой такого населения, о чем говорится ниже. Эти популяции содержат
большое количество детей, которым еще предстоит вырасти во взрослую жизнь и
годы размножения. Таким образом, даже резкое снижение рождаемости, которое
затрагивает только цифры в нулевом возрасте, не может предотвратить
продолжающийся рост числа взрослых детородного возраста в течение, по крайней
мере, двух-трех десятилетий.

В конечном счете,
конечно, по мере того, как эти большие группы проходят через детородный возраст
до среднего и старшего возраста, меньшее число детей в результате снижения
рождаемости приводит к замедлению темпов роста населения. Но задержки являются
длительными, что позволяет очень существенный дополнительный прирост населения
после того, как рождаемость снизилась. Это явление дает начало термину
демографический импульс, который имеет большое значение для развивающихся стран
с быстрым ростом населения и ограниченными природными ресурсами. Природа
прироста населения означает, что метафора «демографическая бомба», используемая
некоторыми непрофессиональными аналитиками демографических тенденций в 1960-х
годах, была действительно довольно неточной. Бомбы взрываются с огромной силой,
но такая сила быстро расходуется. Более подходящей метафорой для быстрого роста
населения является метафора ледника, поскольку ледник движется медленными
темпами, но с огромными последствиями, куда бы он ни шел, и с долгосрочным
импульсом, который невозможно остановить.

Наиболее важными
характеристиками населения-в дополнение к его размеру и скорости, с которой оно
расширяется или сокращается-являются способы распределения его членов в
соответствии с возрастом, полом, этнической или расовой категорией и статусом
проживания (городское или сельское).

Демографические пирамиды
показывают заметно отличающиеся характеристики для трех стран: высокая
рождаемость и быстрый рост населения (Мексика), низкая рождаемость и медленный
рост (США) и очень низкая рождаемость и отрицательный рост (Западная Германия).

Само собой разумеется,
что популяции разбросаны по всему пространству. Типичный показатель численности
населения по отношению к площади земли, плотность населения, часто не имеет
смысла, поскольку различные области значительно различаются по своей ценности
для сельскохозяйственных или других целей человека. Кроме того, высокая
плотность населения в аграрном обществе, зависящем от сельского хозяйства для
его существования, вероятно, будет более серьезным ограничением для
благосостояния человека, чем та же плотность в высокоиндустриальном обществе, в
котором основная часть национального продукта не имеет сельскохозяйственного
происхождения.

Таким образом, при росте населения
на 3 процента в год (удвоение примерно за 23,1 года) вполне вероятно, что темпы
роста городов составляют не менее 6 процентов в год (удвоение примерно за 11,6
года).

Численность населения и
изменения играют такую фундаментальную роль в человеческих обществах, что они
были предметом теоретизирования на протяжении тысячелетий. Большинство
религиозных традиций имели что — то сказать по этим вопросам, как и многие из
ведущих деятелей древнего мира.

В новое время тема
демографических изменений сыграла центральную роль в развитии
политико-экономической теории меркантилизма; классической экономики Адама
Смита, Давида Рикардои другие; рог изобилия утопистов , таких как маркиз де
Кондорсе; противоположные взгляды Мальтуса на естественные пределы, налагаемые
на человеческую популяцию; социально — политические теории Маркса, Энгельса и
их последователей; научные революции, порожденные Дарвином и его
последователями; и так далее через пантеончеловеческая мысль. Большинство из
этих теоретических точек зрения включили демографические компоненты в качестве
элементов гораздо более грандиозных схем. Лишь в нескольких случаях
демографические концепции играли центральную роль, как в случае теории
демографического перехода, которая развивалась в течение 1930 — х годов в
противовес биологическим объяснениям снижения рождаемости, которые тогда были
актуальны[4].

Выживание древних
человеческих обществ, несмотря на высокую и непредсказуемую смертность,
подразумевает, что все общества, которые сохранились, были успешными в поддержании
высокой рождаемости. Они сделали это частично, подчеркнув обязанности брака и
продолжения рода и стигматизируя лиц, которые не смогли произвести детей.
Многие из этих пронаталистских мотивов были включены в религиозную догму и
мифологию, как в библейском предписании «плодиться и размножаться, и населять
землю», индуистские законы Ману и писания Зороастра.

Древние греки
интересовались численностью населения, и Республика Платона включала концепцию
оптимальной численности населения в 5040 граждан, среди которых рождаемость
сдерживалась сознательным контролем рождаемости. Лидеры императорского Рима,
однако, выступали за максимизацию численности населения в интересах власти, и
во время правления Августа были приняты явно пронаталистские законы, поощряющие
брак и рождаемость.

Традиции христианства на
эту тему неоднозначны. Пронатализм Ветхого Завета и Римской империи был
воспринят с некоторой двойственностью церковью, которая освятила безбрачие
среди священства. Позже, во времена Фомы Аквинского, церковь перешла к более
решительной поддержке высокой рождаемости и оппозиции контролю над
рождаемостью.

Исламские писания о
рождаемости были одинаково смешанными. Арабский историк 14-го века Ибн Халдун
включил демографические факторы в свою великую теорию взлета и падения империй.
Согласно его анализу, сокращение населения империи требует импорта иностранных
наемников для управления и защиты своих территорий, что приводит к росту
налогов, политическим интригам и общему упадку. Влияние империи на ее
внутренние районы и само по себе население слабеет, что делает его заманчивой
мишенью для энергичного претендента. Таким образом, Ибн Халдун видел рост
плотной человеческой популяции, как правило, благоприятный для поддержания и
увеличения имперской власти.

С другой стороны,
контрацепция была приемлемой практикой в исламе со времен Пророка, и большое
внимание уделялось методам контрацепции великими врачами исламского мира в
средние века. Более того, по исламскому праву плод не считается человеком до
тех пор, пока его форма не станет отчетливо человеческой, и поэтому ранний
аборт не был запрещен.

Массовая смертность,
вызванная черной смертью в 14 веке, фундаментальным образом способствовала
развитию меркантилизма, школы мысли, которая доминировала в Европе с 16 по 18
век. Меркантилисты и абсолютные правители, которые доминировали во многих
государствах Европы, рассматривали население каждой нации как форму
национального богатства: чем больше население, тем богаче нация. Большое
население обеспечивало большее предложение рабочей силы, большие рынки и
большие (и, следовательно, более мощные) армии для обороны и иностранной
экспансии. Более того, поскольку рост числа наемных работников имел тенденцию
снижать заработную плату, богатство монарха могло быть увеличено за счет захвата
этого избытка. По словам Фридриха II Великого Пруссии, «число людей составляет
богатство государств». Подобных взглядов придерживались меркантилисты в
Германии, Франции, Италии и Испании. Для меркантилистов ускорение роста
населения путем поощрения рождаемости и предотвращения эмиграции
соответствовало увеличению власти нации или короля. Большинство меркантилистов,
уверенных в том, что любое количество людей сможет самостоятельно производить
себе пропитание, не беспокоились о вредных последствиях роста населения.[5]

К 18 веку физиократы
бросали вызов интенсивному государственному вмешательству, которое
характеризовало меркантилистскую систему, призывая вместо этого политику
невмешательства. Их цели включали пронаталистские стратегии правительств;
Физиократы, такие как Франсуа Кенэ утверждал, что человеческое размножение не
должно поощряться до такой степени, что это устойчиво без широко
распространенной нищеты. Для физиократов экономический избыток был связан с
землей, и поэтому рост населения не мог увеличить богатство. В своем анализе
этого вопроса физиократы опирались на методы, разработанные в Англии Джоном
Граунтом, Эдмондом Галлеем, сэром Уильямом Петтии Грегори Кингом, которые
впервые сделали возможной количественную оценку численности населения, темпов роста
и смертности.

Физиократы оказали
широкое и важное влияние на мышление классических экономистов, таких как Адам
Смит, особенно в отношении роли свободных рынков, не регулируемых государством.
Как группа, однако, классические экономисты проявляли мало интереса к проблеме
роста населения, и когда они это делали, они склонны рассматривать его как
эффект, а не как причину экономического процветания.

В другом развитии 18-го
века оптимизм меркантилистов был включен в совершенно другой набор идей, так
называемых утопистов. Их взгляды, основанные на идее человеческого прогресса и
совершенства, привели к выводу, что после совершенствования человечество не
будет нуждаться в принудительных институтах, таких как полиция, уголовное
право, собственность и семья. По их мнению, в правильно организованном обществе
прогресс согласуется с любым уровнем населения, поскольку численность населения
является основным фактором, определяющим количество ресурсов. Такие ресурсы
должны быть общими для всех людей, и если бы существовали какие — либо
ограничения на рост населения, они были бы установлены автоматически нормальным
функционированием совершенного человеческого общества. Основными сторонниками
таких взглядов были Кондорсе, Уильям Годвини Даниэль Мальтус, отец преподобного
Томаса Роберта МальтусаЧерез своего отца младший Мальтус познакомился с такими
идеями, связанными с благосостоянием человека и динамикой населения, что
побудило его заняться собственным сбором и анализом данных; это в конечном
итоге сделало его центральной фигурой в дебатах о народонаселении 19 — го и
20-го веков[6].

В 1798 году Мальтус
опубликовал эссе о принципе народонаселения, как он влияет на будущее улучшение
общества, с замечаниями о спекуляциях г-на Годвина, М. Кондорсе и других
писателей. Эта наспех написанная брошюра имела своей главной целью опровержение
взглядов утопистов. По мнению Мальтуса, совершенство человеческого общества,
свободного от принудительных ограничений, было миражом, потому что способность
к угрозе роста населения всегда будет присутствовать. В этом Мальтус повторил
гораздо более ранние аргументы Роберта Уоллеса в его Различные перспективы
человечества, природы и Провидения (1761), который утверждал, что совершенство
общества несет с собой семена его собственного разрушения, стимулируя рост
населения таким образом, что «земля, наконец, будет переполнена и станет
неспособной прокормить своих многочисленных жителей».

Не так много экземпляров
эссе Мальтуса, его первого, было опубликовано, но, тем не менее, оно стало
предметом обсуждения и нападок. Эссе было загадочным и плохо подкрепленным
эмпирическими данными. Аргументы Мальтуса было легко исказить, и его критики
делали это регулярно.

Критика имела
благотворный эффект стимулирования Мальтуса к поиску данных и других
доказательств, отсутствующих в его первом эссе. Он собрал информацию об одной
стране с обильной землей (Соединенные Штаты) и подсчитал, что ее население
удвоилось менее чем за 25 лет. Он объяснял гораздо более низкие темпы роста
населения в Европе «профилактическими проверками», уделяя особое внимание
характерной модели поздних браков в Западной Европе, которую он назвал «моральной
сдержанностью». Другими профилактическими проверками, на которые он ссылался,
были контроль над рождаемостью, аборты, прелюбодеяние и гомосексуальность, все
из которых, как англиканский министр, он считал аморальными[7].

В некотором смысле
Мальтус отменил аргументы меркантилистов о том, что количество людей определяет
ресурсы нации, приняв противоположный аргумент физиократов о том, что ресурсная
база определяет количество людей. Из этого он вывел целую теорию общества и
человеческой истории, неизбежно ведущую к набору провокационных предписаний для
государственной политики. Те общества, которые игнорировали императив
морального сдерживания-отложенный брак и безбрачие для взрослых до тех пор,
пока они не будут экономически способны содержать своих детей,-будут страдать
от прискорбных «положительных проверок» войны, голоди эпидемии, предотвращение
которых должно быть целью каждого общества. Из этой гуманной заботы о
страданиях от положительных проверок возникло предостережение Мальтуса о том,
что законы о бедных (т. Е. Юридические меры, которые предоставляли помощь
бедным) и благотворительность не должны заставлять своих бенефициаров ослаблять
свои моральные ограничения или увеличивать свою рождаемость, чтобы такие
гуманитарные жесты не стали извращенно контрпродуктивными.

Высказав свою позицию,
Мальтус был осужден как реакционер, хотя он выступал за бесплатную медицинскую
помощь для бедных, всеобщее образование в то время, когда это была радикальная
идея, и демократические институты во времена элитарных алармов о Французской
революции. Мальтуса обвинили в богохульстве по условно религиозным. Самые
сильные обвинения исходили от Маркса и его последователей (см. Ниже). Между
тем, идеи Мальтуса оказали важное влияние на государственную политику
(например, реформы в английских законах о бедных) и на идеи классических и
неоклассических экономистов, демографов и эволюционных биологов во главе с
Чарльзом Дарвином. Более того, доказательства и анализы, полученные Мальтусом,
доминировали в научной дискуссии о населении в течение его жизни;
действительно, он был приглашенным автором статьи «Население» для дополнения
(1824) к четвертому, пятому и шестому изданиям Британской энциклопедии. Хотя
многие мрачные предсказания Мальтуса оказались ошибочными, в этой статье были
представлены аналитические методы, которые явно предвосхитили демографические
методы, разработанные более 100 лет спустя.

Последние последователи
мальтузианского анализа значительно отклонились от предписаний, предложенных
Мальтусом. В то время как эти «нео-мальтузианцы» приняли основные положения
Мальтуса относительно связей между безудержной рождаемостью и бедностью, они
отвергли его пропаганду отложенного брака и его оппозицию контролю над
рождаемостью. Более того, ведущих неомальтузианцев, таких как Чарльз Брэдло и
Анни Безант, вряд ли можно назвать реакционными защитниками установленной
церкви и социальный порядок. Напротив, они были политическими и религиозными
радикалами, которые рассматривали распространение знаний о контроле над
рождаемостью на низшие классы как важный инструмент, способствующий социальному
равенству. Их усилиям противостояла вся сила истеблишмента, и оба провели
значительное время в суде и в тюрьме за свои усилия опубликовать материалы,
осужденные как непристойные, о контрацепции[8].

В то время как Карл Маркс
и Мальтус приняли многие взгляды классических экономистов, Маркс резко и
непримиримо критиковал Мальтуса и его идеи. Ярость нападения была
замечательной. Маркс поносил Мальтус как «жалкий пастор» виновен в
распространении «мерзкого и позорного учения, этого отвратительного
богохульства против человека и природы». Для Маркса только при капитализме
возникает дилемма Мальтуса о пределах ресурсов. Хотя Маркс во многом отличался
от утопистов, которые спровоцировали ответ Мальтуса, он разделял с ними точку
зрения, что любое количество людей может быть поддержано должным образом
организованным обществом. При социализме, одобренном Марксом, прибавочный
продукт труда, ранее присвоенный капиталистами, будет возвращен его законным
владельцам, рабочим, тем самым устраняя причину бедности. Таким образом,
Мальтус и Маркс разделяли сильную озабоченность по поводу бедственного
положения бедных, но они резко расходились в том, как его следует улучшить. Для
Мальтуса решением была индивидуальная ответственность за брак и деторождение;
для Маркса решением была революционная атака на организацию общества, ведущая к
коллективной структуре, называемой социализмом.

Резкий характер нападок
Маркса на идеи Мальтуса, возможно, возник из его осознания того, что они
представляли собой потенциально фатальную критику его собственного анализа. «Если
теория народонаселения [Мальтуса] верна,-писал Маркс в 1875 году в своей»
Критике готской программы «(опубликованной Энгельсом в 1891 году), — то я не
могу отменить этот [железный закон заработной платы], даже если я сто раз
отменю наемный труд, потому что этот закон главенствует не только над системой
наемного труда, но и над всякой социальной системой»[9].

Анти-мальтузианские
взгляды Маркса были продолжены и расширены последовавшими за ним марксистами.
Например, хотя в 1920 году Ленин легализовал аборты в революционном Советском
Союзе как право каждой женщины «контролировать свое тело», он выступал против
практики контрацепции или абортов в целях регулирования роста населения.
Преемник Ленина, Иосиф Сталин, принял пронаталистский аргумент, граничащий с
меркантилистским, в котором рост населения рассматривался как стимулятор экономического
прогресса. По мере усиления угрозы войны в Европе в 1930-х годах Сталин
провозгласил принудительные меры по увеличению прироста населения СССР, включая
запрет абортов, несмотря на их статус основного права женщины. Хотя в настоящее
время контрацепция принята и широко практикуется в большинстве
марксистско-ленинских государств, некоторые традиционные идеологи продолжают
характеризовать ее поощрение в странах Третьего мира как потрепанный
мальтузианство[10].

Чарльз Дарвин, чьи
научные идеи произвели революцию в биологии 19-го века, признал важный
интеллектуальный долг Мальтусу в развитии его теории естественного отбора. Сам
Дарвин не принимал большого участия в дебатах о человеческих популяциях, но
многие, кто последовал за ним как «социальные дарвинисты» и «евгеники»,
выразили страстный, хотя и узко определенный интерес к этому вопросу.

В теории Дарвина
двигателем эволюции является дифференциальное воспроизводство различных
генетических запасов. Озабоченность многих социальных дарвинистов и евгеников
заключалась в том, что рождаемость среди тех, кого они считали превосходящими
человеческими запасами, была намного ниже, чем среди более бедных-и, по их
мнению, биологически неполноценных-групп, что приводило к постепенному, но
неумолимому снижение качества населения в целом. В то время как некоторые
объясняли это снижение рождаемости преднамеренными усилиями людей, которые
должны были быть проинформированы о дисгенных последствиях своего поведения,
другие рассматривали само снижение рождаемости как свидетельство биологического
ухудшения превосходящих запасов. Такие упрощенные биологические объяснения
привлекли внимание к социально-экономическим и культурным факторам, которые
могли бы объяснить это явление, и способствовали развитию теории демографического
перехода.

Классическое объяснение
снижения рождаемости в Европе возникло в период после Первой мировой войны и
стало известно как теория демографического перехода. (Формально теория
переходного периода является историческим обобщением, а не научной теорией,
предлагающей прогнозирующие и проверяемые гипотезы.) Теория возникла частично
как реакция на грубые биологические объяснения снижения рождаемости; она
рационализировала их исключительно в социально-экономических терминах, как
последствия широко распространенного желания иметь меньше детей, вызванного
индустриализацией, урбанизацией, повышением грамотности и снижением детской
смертности.

Фабричная система и
урбанизация привели к уменьшению роли семьи в промышленном производстве и
снижению экономической ценности детей. Между тем, расходы на воспитание детей
выросли, особенно в городских условиях, и всеобщее начальное образование
отложило их вступление в рабочую силу. Наконец, снижение младенческой
смертности привело к сокращению числа рождений, необходимых для достижения
заданного размера семьи. В некоторых версиях теории переходного периода
снижение рождаемости инициируется, когда один или несколько из этих
социально-экономических факторов достигают определенных пороговых значений.

До 1970-х годов теория
переходного периода была широко принята в качестве объяснения снижения
рождаемости в Европе, хотя выводы, основанные на ней, никогда не проверялись
эмпирически. В последнее время тщательное изучение европейского исторического
опыта вынудило пересмотреть и уточнить теорию демографических переходов. В
частности, различия, основанные на культурных атрибутах, таких как язык и
религия, в сочетании с распространением идей, таких как идеи нуклеарной семьи и
социальная приемлемость преднамеренного контроля рождаемости, по-видимому,
сыграли более важную роль, чем это было признано теоретиками переходного
периода[11].

Прежде чем рассматривать
современные демографические тенденции отдельно для развивающихся и промышленно
развитых стран, полезно представить обзор более старых тенденций. Общепризнано,
что только 5,000,000–10,000,000 человек (т. е. Одна тысячная часть современного
населения мира) были пригодны для пропитания до сельскохозяйственной революции
около 10,000 лет назад. К началу христианской эры, 8000 лет спустя,
человеческая популяция приблизилась к 300 000 000, и, по-видимому, было
небольшое увеличение в последующем тысячелетии до 1000 года НАШЕЙ ЭРЫ.
Последующий рост населения был медленным и прерывистым, особенно учитывая
эпидемии чумы и другие катастрофы средневековья. К 1750 году, условно началу
промышленной революции в Великобритании, население мира могло достигать 800 000
000 человек. Это означает, что за 750 лет с 1000 по 1750 год ежегодный прирост
населения составлял в среднем лишь около одной десятой 1 процента.

Причины такого медленного
роста хорошо известны. В отсутствие того, что сейчас считается базовыми
знаниями в области санитарии и здравоохранения (например, роль бактерий в
болезнях была неизвестна до 19 века), смертность была очень высокой, особенно
среди младенцев и детей. Только около половины новорожденных дожили до
пятилетнего возраста. Рождаемость также была очень высокой, поскольку она
должна была поддерживать существование любого населения в таких условиях
смертности. В этих условиях некоторое время мог наблюдаться умеренный рост
населения, но повторяющиеся голод, эпидемии и войны удерживали долгосрочный
рост вблизи нуля.

С 1750 года рост
населения ускорился. В какой-то мере это стало следствием повышения уровня
жизни в сочетании с улучшением транспорта и связи, что смягчило последствия
локальных неурожаев, которые ранее привели бы к катастрофической смертности.
Однако время от времени случались голодные случаи, и только в 19 веке произошло
устойчивое снижение смертности, стимулируемое улучшением экономических условий
промышленной революции и растущим пониманием необходимости санитарных и
медико-санитарных мер.

Население мира, которое
не достигло своего первого 1,000,000,000 примерно до 1800, добавило еще
1,000,000,000 человек к 1930. (Чтобы предвидеть дальнейшее обсуждение ниже,
третий был добавлен к 1960 году, четвертый к 1974 году и пятый до 1990 года.)
Самый быстрый рост в 19 веке произошел в Европе и Северной Америке, где
наблюдалось постепенное, но в конечном итоге резкое снижение смертности. Между
тем, смертность и рождаемость оставались высокими в Азии, Африке и Латинской
Америке[12].

Начиная с 1930-х годов и
быстро ускоряясь после Второй мировой войны, смертность снизилась в большей
части Азии и Латинской Америки, что привело к новому всплеску роста населения,
который достиг темпов, намного превышающих любые ранее наблюдавшиеся в Европе.
Быстрота этого роста, который некоторые назвали «демографическим взрывом», была
обусловлена резким падением смертности, что, в свою очередь, было результатом
улучшений в здравоохранении, санитарии и питании, которые в основном
импортировались из развитых стран. Внешнее происхождение и скорость снижения
смертности означали, что было мало шансов, что они будут сопровождаться началом
снижения рождаемости. Кроме того, модели браков в Азии и Латинской Америке были
(и остаются) совершенно иными, чем в Европе;