Курсовая теория на тему Интертекстуальность в повести Д. Хармса «Старуха»

Содержание:

Введение. 3

Глава 1. Теоретические аспекты исследования. 4

1.1.Теория интертекстуальности. 4

1.2. Особенность произведений Д.Хармса. 5

Глава 2. Анализ 
повести Д. Хармса "Старуха". 11

2.1. Анализ значения 
образа старухи в повести Д. Хармса "Старуха". 11

2.2. Способы раскрытия образа старухи. 15

Заключение. 22

Список использованной литературы.. 24

Введение:

Интертекстуальное поле
повести Хармса “Старуха” формируется, прежде всего, вокруг образа старухи.

Образ старухи активно
разрабатывался еще в литературе XIX века. Достаточно упомянуть "Последний
день приговоренного к смерти” В. Гюго, “Пиковую даму” А.С. Пушкина,
“Преступление и наказание” Ф.М. Достоевского, — явные и скрытые отсылки к
данным произведениям в "Старухе" очевидны. Согласно Т. Печерской,
текст повести создается и держится на “литературных опорах”, которыми являются
классические тексты произведений А.С. Пушкина (“Пиковая дама”), Ф.М.
Достоевского (“Преступление и наказание”) и Н.В. Гоголя (“Мертвые души”). С
исчезновением старухи (“литературных опор”) текст повести "рушится",
причем, как отмечает Печерская, авангардный текст Хармса стремится именно “к
разъятию, разрушению, дроблению целостности

Целью работы является
анализ интертекстуальности в повести Д. Хармса "Старуха".

Объект исследования:
повесть Д. Хармса "Старуха".

Предмет исследования:
анализ интертекстуальности в повести Д. Хармса "Старуха".

Задачи:

1. Проанализировать
особенности теории интертекстуальности.

2. Проанализировать
особенности произведений Д.Хармса.

3. Провести анализ
значения  образа старухи в повести Д.
Хармса "Старуха".

4. Выделить способы
раскрытия образа старухи.

Структура работы: работа
состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Заключение:

С хармсовской
старухой происходит ряд изменений, причем герой никогда не является свидетелем
процесса ее трансформаций. Так же ограничен и кругозор читателя. Читатель
замечает лишь отдельные фазы, отдельные состояния старухи (она сидит, она
лежит, она ползет и т.п.), а нечто промежуточное, то, что между этими фазами,
от читателя, как и от героя, скрыто. Вероятно, можно говорить об этих промежутках
как об особом хронотопе бытийного “зазора”, из него, как мы уже отмечали,
старуха и возникает. Видимо, эта ограниченность кругозора объясняется тем, что
время, в котором существует герой и читатель, и неподвижное бесконечное время
старухи по-разному длятся. Герой не попадает во вневременный “зазор”, не
совпадает со временем существования старухи в сюжете повети. Поэтому он никак
не может определить, живая она или мертвая.

Текст повести
организован таким образом, чтобы вызвать у читателя "культурное сновидение",
он весь смоделирован как сон, который "снится" "просвещенному
читателю". У Пушкина и Достоевского граница между сном и явью смещается,
однако в сознании читателя сохраняются представления о координатах сна и яви.

У Хармса весь
текст выстроен в качестве сновидного пространства, причем его границы
определить весьма сложно.

Сам герой
испытывает трудности с выявлением пределов ("рамки") своего утреннего
сна: “Значит, это все был сон. Но только где же он начался?”.

Постепенно
читатель понимает, что никаких отчетливых границ между различными явлениями в
мире Хармса нет вообще.

 Сон героя как бы накладывает отпечаток на
внешний мир, а действительность — на сон. Это взаимодействие, в котором трудно
отделить одно от другого.

Герой –
участник событий повести является персонажем, действующим лицом сна. Совершить
чудо для него – значит освободиться, занять позицию сновидящего, а затем
попытаться записать то, что приснилось, на бумаге.

Таким
образом, координаты сна определяют позицию героя – участника, действующего в
событийной плоскости повести, а письмо – позицию героя–творца, композиционно
"организующего" приснившееся (композиционно-речевая плоскость
повести). Однако границы между этими плоскостями подвижны.

Фрагмент текста работы:

Глава
1. Теоретические аспекты исследования

1.1. Теория
интертекстуальности Согласно теории интертекстуальности можно утверждать, что текст не может
быть замкнутой системой по двум причинам:

 во-первых, создатель определенного
текста является и читателем ряда других текстов, которые не могут не влиять на
то, каковым будет создаваемый им текст; влияние может быть прямое — тогда
писатель преднамеренно включает в свой текст цитаты из других текстов или
вводит аллюзии на них, — или косвенное — тогда писатель не осознает связей с
другими текстами  [7, с.63].

Во-вторых, при чтении текста устанавливаются или обнаруживаются связи с
другими прочитанными читателем текстами — этот процесс также может быть более
или менее сознательным. Эти сосуществующие тексты могут быть созданы и после
появления первичного текста. Автор, разумеется, никак не знает о связях своего
текста с будущими текстами, которые иногда могут представить первичный текст в
весьма неожиданном свете [4, с.65].

Описанный подход к интертекстуальности — с возможностью соотнести в
принципе любые тексты друг с другом — возможен в рамках постструктуралистского
понимания литературы. В настоящей работе мы исходим, однако, из
структуралистского понятия интертекстуальности, в котором центральное значение
имеет понятие подтекста в том значении, в котором оно определено Тарановским в
его серии эссе о Мандельштаме: следует сначала указать на моменты, которые
связывают определенный текст с другим, более ранним текстом, а потом объяснить,
каким образом обнаруженные связи можно интерпретировать с точки зрения тематики
первичного текста.

Интертекстуальность касается исходных пунктов данной работы, так как в ее
рамках текст переходит свои собственные границы, указывая на другие тексты и
созданные ими миры. Иначе говоря, определенный текст представляет собой это, а
те другие тексты, на которые он указывает (подтексты) — то.

В этом смысле подтексты являются трансцендентными по отношению к
первичному тексту. В то же время подтексты присутствуют в первичном тексте
именно в качестве намеков и аллюзий. Таким образом, можно говорить о
присутствии трансцендентного в имманентном.