Курсовая с практикой на тему Специфика перевода английских и французских терминов в дискурсе информационных технологий

Содержание:

ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ СПЕЦИФИКИ ПЕРЕВОДА АНГЛИЙСКИХ И ФРАНЦУЗСКИХ ТЕРМИНОВ В ДИСКУРСЕ ИНФОРМАЦИОННЫХ ТЕХНОЛОГИЙ 5
1.1. Место понятий и терминов в языковой картине мире 5
1.2. Становление терминоведения как науки 10
1.3. Соотношение термина, понятия, концепта 12
ГЛАВА 2. АНАЛИЗ СИСТЕМЫ ОСНОВНЫХ ПОНЯТИЙ И ТЕРМИНОВ 22
2.1. Специфика языка англоязычных и франкоязычных компьютерных пользователей 22
2.2. Стилистические особенности лексикона компьютерных пользователей 29
2.3. Особенности английского и французского подъязыка 32
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 37
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 38

Введение:

В эпоху информационных технологий, создания искусственного разума не ослабевает научный интерес к понятию и терминологии. Каждая отрасль знания оперирует специальными понятиями, для которых есть свои названия, – терминами.
Чаще всего термин – это слово, поэтому он также выполняет номинативную функцию (называет определенное понятие), но она не является определяющей. Следовательно, должны быть другие классификационные признаки.
Одним из таких признаков отечественные исследователи (В.В. Виноградов, С.В. Гринев, В.П. Даниленко, Т.В. Канделаки, Л.А. Капанадзе, Д.С. Лотте, В.М. Лейчик, А.А. Реформатский и др.) признают связь термина со специальным понятием.
Другими словами, он является средством выражения понятия науки, техники, производства.
На протяжении ряда десятилетий определение статуса и границ термина оставалось дискуссионным в отечественном языкознании. Одни лингвисты считают, что «возникновение терминологии во обще возможно лишь тогда, когда наука достигла достаточно высокой степени развития, то есть термин возникает тогда, когда понятие в науке настолько развилось и оформилось, что ему можно присвоить совершенно определенное научное выражение» [3, с. 109].
По другой точке зрения, каждое слово в момент своего возникновения было термином по причине собственной новизны, сакральности, специфики, и оставалось известным узкому кругу носителей языка (рыбакам, охотникам, земледельцам, жрецам) [14, с. 19].
Слова типа «солнце», «мост», «преддверие», «глаз» встречаются не только в обыденной, но и в профессиональной речи, что затрудняет определение их статуса в составе той или иной терминосистемы. Одни исследователи предлагают исключить подобные языковые единицы из состава отраслевых терминологий, другие предлагают рассматривать их в качестве терминов, возникших в результате внутреннего заимствования [9, с. 171]. Например, С.В. Гринев предложил называть подобные языковые единицы консубстанциональными терминами.
Такое расхождение в определении статуса и границ понятий и терминологических единиц возникает потому, что исследователи по-разному понимают их природу, что обусловило актуальность настоящей работы.
Целью работы является анализ специфики перевода английских и французских терминов в дискурсе информационных технологий.
Для достижения данной цели поставлены и последовательно решены следующие задачи:
1. Исследовать место понятий и терминов в языковой картине мира.
2. Выявить специфику становления терминоведения как науки.
3. Проанализировать соотношение термина, понятия и концепта.
4. Изучить специфику языка англоязычных и франкоязычных компьютерных пользователей.
5. Сформулировать стилистические особенности лексикона компьютерных пользователей.
6. Проанализировать особенности английского и французского подъязыка.
Объектом исследования является термин как единица языкознания. В качестве предмета работы выступает специфика перевода английских и французских терминов в дискурсе информационных технологий.
При написании работы использованы методы анализа, синтеза, сравнения, абстрагирования, дедукции, индукции.
Данная работа структурирована на введение, две главы, объединяющие шесть параграфов, заключение, список источников и литературы.

Заключение:

Ретроспективный анализ позволяет проследить эволюцию понятия «термин» в отечественной и зарубежной лингвистике. Необходимо отметить, что история и темпы развития терминоведения в целом и термина в частности в России и Европе примерно одинаковы. При ознакомлении с зарубежными научными работами было выявлено, что понятие «термин» представлено рядом синонимов: term, name (имя, название), denomination (название, обозначение), designation (обозначение, называние), appellation (имя, название) – но, как правило, понятие «term» встречается чаще остальных.
В начале XX столетия ученые сходились во мнении, что термины обозначают лишь технические понятия, но в процессе дальнейших разработок дефиниция термина расширялась и дополнялась. Несмотря на это, еще ни одно толкование понятия «термин» не может претендовать на то, чтобы стать общепринятым.
Таким образом, в результате анализа научного материала следует отметить, что термин – многоплановое и многофункциональное понятие науки терминоведения, которое играет важную роль в научной коммуникации.
Несмотря на то, что на протяжении полувека он был объектом пристального изучения ученых, остается много от- крытых вопросов, среди которых наиболее актуальна проблема разработки однозначного толкования, в котором будут совмещены лингвистический, философский и профессионально-коммуникативные подходы.
Анализ литературы по теме исследования позволил сделать вывод, что понятиям и терминам характерны неоднозначность и противоречивость. В контексте данного исследования понятие можно трактовать как семантическое образование, которое обладает статусом феномена, лингвокультурной спецификой и характеризует носителей конкретной этнокультуры. Однако, наряду с этим это некий квант знания, который отражает содержание всей человеческой деятельности. Оно несет эмоциональную, экспрессивную, оценочную нагрузку.
Человек, получая определенный опыт, трансформирует его в концепты, которые объединяясь образуют концептуальную систему, непрерывно конструирующуюся, модифицирующуюся и уточняющуюся человеком в виде системы основных понятий и терминов.
В состав структуры этой системы входят компоненты (концептуальные признаки), то есть отдельные признаки объективной и субъективной действительности, которые манифестируются посредством языка. Эти признаки дифференцированно отражены в содержании и различаются по степени абстрактности.

Фрагмент текста работы:

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ СПЕЦИФИКИ ПЕРЕВОДА АНГЛИЙСКИХ И ФРАНЦУЗСКИХ ТЕРМИНОВ В ДИСКУРСЕ ИНФОРМАЦИОННЫХ ТЕХНОЛОГИЙ

1.1. Место понятий и терминов в языковой картине мире

По мнению Е. Н. Тарасовой, понятие картины мира является одним из ведущих способов описания систем мировоззрения и миропонимания в современности. «Научная картина мира», «физическая картина мира», «наивная картина мира» являются спрессованными описаниями способов мировидения с различных позиций: науки, физики, других частных наук или вненаучного знания.
В самом общем виде языковое сознание, понимаемое как часть личностного, коллективного и — шире — этнокультурного сознания, рассматривается в соотношении с языковой способностью человека.
С ним связаны основные направления традиционных психолингвистических исследований: производства и восприятия речи, онтогенеза языковой способности, речевого общения, билингвизма, межкультурной коммуникации.
Первоначально языковое сознание подвергается анализу с психологических или с лингвистических позиций.
Итоги осмысления значения термина представлены в монографии «Язык и сознание: парадоксальная рациональность»], главная задача которой усматривалась в том, чтобы «привнести в анализ текста и речевого общения в целом разработанные общеметодологические представления о различных формах существования человеческого сознания, вводящие анализ речевого общения в контекст деятельности и культуры…» [40, с. 14].
Существует несколько подходов к феномену языкового сознания: определение термина; разработка понятийного аппарата, связанного с ним; материал и методы исследования. Ряд исследователей делают попытку осмыслить в новом ключе философские проблемы языкознания и психологии, связанные с соотношением понятий «сознание» / «языковое сознание», «личность» / «языковая личность» / «семиотическая личность» [33]. Обсуждается в том числе изучаемость сознания как такового.
Например, A. H. Портнов, отмечая, что сознание вообще плохо поддается описанию и анализу, усматривает методологическую основу анализа языкового сознания в сочетании черт диалектологического, феноменологического и антропологического подходов [31].
Е.Ф. Тарасов полагает, что, поскольку языковое сознание не может быть объектом анализа в момент протекания процессов, его реализующих, оно поддается описанию в виде продукта прошедшей деятельности, в превращениях, отчужденных от субъекта сознания, а именно — для наблюдения и анализа доступны предметная и деятельностная (внешняя) формы существования сознания [41].
В словосочетании «языковое сознание», уточняет А.А. Леонтьев, «языковое» не имеет отношения к языку как к традиционному предмету лингвистики. «Языковое сознание» определяется как близкое к психологическому пониманию «образа мира», трактуемого, в свою очередь, как «отображение в психике человека предметного мира, опосредованное предметными значениями и поддающееся сознательной рефлексии» [24, с. 18].
Через посредство образа мира, заключающего в себе особенности национальной культуры и национальной психологии, человек воспринимает мир действительный. Значение обсуждаемого термина связано, с одной стороны, с вербальным выражением содержания сознания и, с другой, с воздействием языка (речи) на сознание.
Обращая внимание на то, что данный термин объединяет нематериальное (психическое) и материальное (речь), Т. Н. Ушакова отмечает, что этот сложный переход «психического» в «материю» и наоборот требует рассмотрения в генетическом аспекте [45].
Выявляя мотив обращения лингвистов к психологическим проблемам, А. П. Стеценко подчеркивает необходимость различения специфики психологического и лингвистического подходов, а также рефлексии «таких исследовательских задач, которые могли бы составить основу для его неэклектического изучения» [39, с. 23].
Рассматривая сознание (и языковое сознание как его разновидность) в соотношении с другими (самосознанием, мышлением и т.д.), А. П. Стеценко предлагает трактовать его как уровень в структуре картины мира, вариант одной из схем освоения мира, в наибольшей степени приспособленный для коммуникации [39].
Неоднозначность термина, его обращенность к лингвистической и психологической проблематике инициируют поиски путей исследования языкового сознания, критериев его описания. Т.Н. Ушакова определяет две линии таких исследований. Первая — анализ психофизиологических данных о межсловесных временных связях (вербальные ассоциации как их отражение) [45].
Вторая — исследование речевого онтогенеза, становления языкового сознания у ребенка во взаимосвязи с развитием других психических функций. По мнению И.А. Стернина, языковое сознание может быть описано на традиционно лингвистическом (описание языковых единиц и структур в отвлечении от психологии говорящего), психолингвистическом (результаты экспериментальных исследований, позволяющие выявить содержание языковых знаков и структур в том виде, в котором они реально представлены в сознании носителя языка) и нейролингвистическом уровнях [38].
Таким образом, «языковое сознание» рассматривается как с его внутренней (содержательной) стороны — и авторы, как правило, обращаются к его рассмотрению в связи с понятием сознания, — так и в сопоставлении с другими понятийно смежными терминами.
Например, И. А. Стернин разграничивает языковое и коммуникативное сознание, где первое понимается как «психические механизмы, обеспечивающие процесс речевой деятельности человека», а второе — как «совокупность механизмов сознания человека, которые обеспечивают его коммуникативную деятельность» [38, с. 42].
На разграничении двух указанных понятий строится система коммуникативных категорий, предложенная И. А. Стерниным и развиваемая в работах, опирающихся на экспериментально полученные данные [23].
Как реальность языкового сознания трактуется способ формирования и формулирования мысли [17]. И. А. Зимняя исходит из различения когнитивного и языкового сознания, при этом последнее понимается как форма существования и функционирования первого в общей структуре «языковой личности» [17].
В. Г. Борботько, обращая внимание на способность сознания быть как субъектом, так и объектом рефлексии, понимает деятельность языкового сознания как процесс формирования «образа мира», опосредованный языком и проецируемый в дискурс [3].
В качестве компонента языкового сознания рассматривается метарефлексия [49], точнее, речь идет о рефлективной части языкового сознания.
Г. Г. Слышкин вводит понятие историосферы как части языкового сознания, основанной на имеющихся у носителя языка исторических знаниях, образах, стереотипах, оценках и реализуемой в коммуникации на собственно исторические темы, а также в используемых в общении исторических метафорах и цитатах [37].
Применительно к той или иной области исследования языковое сознание может быть терминологически (понятийно) конкретизировано. Например, И. В. Привалова употребляет термин «этноязыковое сознание», понимая под ним «культурно обусловленный ин/вариантный образ мира, соотнесенный с особенностями национальной культуры и национальной психологии» [32, с. 231].
Теория языкового сознания позволила объяснять процессы речепроизводства и речевосприятия, которые могут быть представлены в виде научного конструкта. Т. Н. Ушакова предлагает операциональную модель речеязыкового механизма, включающую совокупности функциональных блоков — языковых и неязыковых структур [45].
Автор выдвигает гипотезу, согласно которой механизм актуального наименования содержит ментальный компонент (психологическое содержание, возникающее в результате тех или иных операций умозаключения, репрезентаций и т.д.) и лексикон владеющего языком человека. При этом показано, что «в анализируемом процессе вербализации содружественно действуют фактор интеллекта и фактор речеязыкового механизма». Одним из интенсивно разрабатываемых направлений становится онтогенез языкового сознания.
Достаточно разработанной темой в структуре типологических исследований является славянская языковая картина мира. В качестве примера можно привести С. Е. Никитину, Т. М. Николаеву, О. Н. Трубачева, О. А. Черепанову, З. К. Тарланову, Н. И. Толстого и С. М. Толстую.
Останавливаясь более подробно на последних двух из упомянутых исследователей, можно отметить их труд «Пространство слова. Лексическая семантика в общеславянской перспективе» рассматриваются проблемы сравнительной славянской семасиологии и этнолингвистики.
Структура монографии представлена трем разделами, состоящими не только из публикаций о результатах новых исследований, но и из опубликованных материалов разных лет. При этом часть ранее опубликованных материалов представлена в существенно расширенном виде.
В первом разделе, посвященном семантическим категориям общеславянской лексики, поднимаются проблемы изучения лексической семантики с точки зрения диахронической ретроспективы в рамках широко общеславянского фона. С. М. Толстая говорит о возможности адекватного представления семантических категорий общеславянской лексики и обнаружения новых регулярных смысловых отношений и мотивационных моделей при условии объединения подходов системной лексической семантики и семантической реконструкции.
С. М. Толстая рассматривает проблемы мотивации лексических единиц, исходя из парадигмы многозначного слова. Отдельным вопросом для изучения исследования являются факторы, определяющие структуру многозначности, а также порядок разграничения омонимов и многозначных слов.
Автор указывает на явную недостаточность категорий омонимов и многозначных слов, характерную для лексикографической практики (особенно диалектной), для учета вариантов сосуществования разных значений в рамках лексических единиц, отражающих материальную тождественность. Речь идет о необходимости выстраивания некоторой шкалы многозначности, за счет которой осуществляется дифференциация различные полисемические типы.
Также очевидной является тесная связь проблемы многозначности со словообразованием. С. М. Толстая делает вывод о своеобразности роли семантики производных слов, которые выступают в качестве сигнала многозначности исходного слова и дают возможность более четкого определение объема и наполнения его отдельных значений. В книге «Пространство слова. Лексическая семантика в общеславянской перспективе» автор анализирует модель каритивности в качестве особого способа организации значений в рамках явления полисемии.
В качестве общего признака слов, которые входят в словообразовательное гнездо или ряд гнезд с каритивной семантикой, выступает идея отсутствия или нехватки чего-либо. Рассмотрение семантико-словообразовательных производных отдельных корней осуществляется в отдельных главах рассматриваемой монографии.
При этом автор делает вывод об итоговой роли многозначности подобных лексических единиц, которая выступает в качестве своего рода результата заполнения каритивного компонента значения за счет разнообразных конкретных элементов.
Рассмотрение автором каждой пары гнезд осуществляется с использованием обширного материала, который дает представление о распределении значений этих слов по различным славянским языкам и диалектам.
Семантический параллелизм проявляет общность гнезд, во-первых, в сходном наборе и семантической группировке, во-вторых, в закрепленности за сходными денотатами, в-третьих, близостью исходного этимологического значения, в-четвертых, совпадением набора контекстов их употребления.
Также необходимо остановиться на лингвистической основе балканской модели мира, сформулированной Т. В. Цивьян, балтославянской модели мира, отразившейся в исследования В. В. Иванова и В. Н. Топорова, германской модели мира, автором которой стал Т. П. Топоров.При этом основное внимание уделяется реконструкции событий прошлого и изучению национальной специфики языковой картины мира. В качестве примера можно привести фольклорные картины мира, называемые также исходными моделями мира, изложенные Т. В. Цивьян, Т. М. Николаевой, Л. Г. Невской, И. А. Седаковой.
В частности, ученые анализируют культурную семантику фразеологии и лексики, раскрывая принципы реконструкции семантики, в ходе которой осуществляется выявление символических значений и культурных коннотаций слов в отношении как повседневной, так и специальной лексики. Исследователями подчеркивается важность учета целого спектра значений, которые засвидетельствованы во всех языках славянского происхождения, анализа, осуществляемого не просто в отношении ближайшего языкового контекста, но и высказываний и текстов (в том числе поэтического характера и культурного значения). Особое внимание следует уделять денотативной отнесенности лексических единиц.
Кроме того, в этих работах осуществляется анализ семантики понятий «мотивации» и «мотивационной модели». В этом отношении можно говорить о наличии у лексической единицы двух измерений – внутреннего и внешнего (которые также именуются левым и правым). Выражаясь иными словами, одна и та же лексема может быть и мотивированной, и мотивирующей. Данные отношения справедливы не только в отношении отдельных слов, но и целого текста. Осуществление анализа подобных мотивационных связей, которые существуют в языке, способствует формированию характеристики ментального мира человека. В качестве показателя точки зрения номинатора выступает внутренняя форма лексической единицы и явления синонимии, многозначности, коннотации и оценки.
Отражение точки зрения на предмет характерно и в отношении символической семантики слова, поскольку символизация затрагивает лишь избранные признаки реалии.
Кроме того, в трудах указанных исследователей осуществляется рассмотрение терминологии обрядов и верований в качестве источников реконструкции древней духовной культуры, особая роль в изучении которой принадлежит терминологии, характерной одновременно и для языка, и для культуры, что делает возможным систематическое изучение с точки зрения этнолингвистики.
В частности, выделяется целый спектр парадигм культурных терминов:
— в виде совокупности всех названий, которые соотносятся с одной реалией;
— в виде совокупности всех значений, которые соотносятся с одним термином;
— в виде совокупности всех терминов, которые объединены за счет общности мотивирующего признака.