Курсовая с практикой на тему Отражение социальных потрясений России в «Поэме без героя» А. Ахматовой.

Содержание:

ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА 1. ПОЭТИКА ПАМЯТИ В ПРОСТРАНСТВЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ 5
1.1. Отражение исторических и биографических элементов в тексте художественного произведения 5
1.2. Художественное произведение как текст памяти 9
ГЛАВА 2. ПОЭТИКА ОБЩЕСТВЕННЫХ ПОТРЯСЕНИЙ КАК ОДНА ИЗ КЛЮЧЕВЫХ СОСТАВЛЯЮЩИХ КОНЦЕПТОСФЕРЫ «ПОЭМЫ БЕЗ ГЕРОЯ» А. АХМАТОВОЙ 13
2.1. Условия создания произведения и их влияние на формирование его концептосферы 13
2.2. История и личная рефлексия: к вопросу о визионерстве в «Поэме без героя» 17
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 24
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 26

Введение:

Актуальность темы исследования. Поэма без героя» — центральное произведение творчества Анны Ахматовой. Став, по признанию автора, «вместилищем тайн и признаний», поэма вобрала в себя темы и образы всего творчества Ахматовой: поэзии, автобиографической и мемуарной прозы, драматургии и литературоведческих исследований о жизни и творчестве Пушкина, Лермонтова, Достоевского. «Поэма без героя» Анны Ахматовой является, с одной стороны, новаторским поэтическим повествованием середины XX века «о времени», «о себе» и «судьбах своего поколения», с другой, — высокохудожественным произведением, гармонично впитавшим в себя лучшие традиции классической русской и мировой поэзии XVIII — начала XX веков.
Современная научная литература о «Поэме без героя» обширна и многоязычна. Это свидетельствует о повышенном интересе к творчеству Ахматовой и основному произведению ее творчества — «Поэме без героя». Однако приходится констатировать, что все без исключения многочисленные научные исследования и публикации посвящены разработке вопросов композиционной, поэтической, структурно-семантической, образной системы «Поэмы без героя», вопросам влияний, русских и зарубежных, определению прототипов героев, литературной традиции, связям поэмы с другими произведениями XX века, художественному методу Ахматовой, интерпретации «Поэмы» и т.п. В то же время существует необходимость в исследовании реализации образа социальных потрясений в «Поэме без героя».
Цель исследования заключается в том, чтобы определить ключевые механизмы формирования образа социальных потрясений в «Поэме без героя» А. Ахматовой. Поставленная общая цель обуславливает поэтапное решение следующих задач:
— рассмотрение истории функционирования понятия «концепт»;
— выделение типологии концептов художественного произведения;
— определение истоков образа социальных потрясений в «Поэме без героя» А. Ахматовой;
— анализ механизмов создания образа социальных потрясений в «Поэме без героя» А. Ахматовой.
Объектом исследования является образ социальных потрясений в «Поэме без героя» А. Ахматовой.
Предмет исследования – художественные средства создания образа социальных потрясений в «Поэме без героя» А. Ахматовой.
Методика исследования носит комплексный характер: аналитический или описательный метод используется при идентификации жанровых доминант и описании их основных признаков; количественный метод и метод компонентного анализа – для определения объективных показателей исследуемого явления, сравнительный (компаративный) метод – для сопоставления характера формирования жанра в различных эстетических системах.
Практическое значение исследования заключается в возможности использования полученных результатов в курсе лекций и семинарских занятий по литературоведению, специальных курсов, посвященных творчеству А. Ахматовой.
Структура исследования соответствует его целям и задачам. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Заключение:

Большинство современных литературоведов, изучая вопрос изменения жанра и художественных средств в поэзии или прозе последних десятилетий, указывает на тесную связь между эстетическими трансформациями и коллизиями социокультурного пространства, в котором функционируют и литературные тексты, и исторические факты. Это социокультурное пространство – целостная семиосфера культуры, в которой литература и история тесно связаны между собой и являются составными общего эклектичного знаково-текстуального пространства.
В этих темах отражаются и те проблемы, которые сейчас стоят перед литературой и литературоведением: выйти за пределы предлагаемого в постмодернизме фрагментарного знания, критически оценить эволюцию тематики, проблематики и жанров в целом и в ХХ веке в частности, особенно в контексте социокультурных изменений и их влияния на развитие отечественной литературы, определить типологию рассматриваемых явлений (литературных произведений) в тесном содружестве с социологией литературы и тому подобное.
Рассмотрение литературного текста как текста памяти, характеризующегося преломлением объективной действительности в художественной оптике писателя, дает исследователям возможность применить новые междисциплинарные стратегии при изучении таких тем, как:
— произведение и контекстуальное поле его бытия (к истории создания и развития идей)
— развертывание эстетических, идеологических, философских идей в социокультурном контексте;
— как жанр отвечает на запросы времени;
— концепция человека, памяти и другие измерения эстетического в художественном произведении и историческом документе.

«Поэма без героя» — центральное произведение Ахматовой, триптих, который подвергался самым разнообразным толкованиям. И кажется, что сама Ахматова не вполне понимала или, во всяком случае, предпочитала скрывать от себя самой тайный смысл этого внезапно явившегося ей произведения.
Но, конечно, смысл поэмы гораздо сложнее и гораздо актуальней для 1940 года, нежели попытка осмыслить год 1913-й. Между тем никакой особой смелости для этого не требуется — стоит только задуматься, что роднит между собою 1913 и 1940 год. Мы с некоторым ужасом — во всяком случае, неожиданно для себя — увидим, что эти годы предвоенные, и поэма Ахматовой могла бы с полным основанием называться «Предчувствие Отечественной войны».

Фрагмент текста работы:

. ПОЭТИКА ПАМЯТИ В ПРОСТРАНСТВЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ

1.1. Отражение исторических и биографических элементов в тексте художественного произведения
Литература и история как метанарратив – эти словосочетания являются не только отголоском труда Хейдена Уайта «Метаистория» [24], который был опубликован в 1973 году, но и символизируют стремление найти универсальный ответ на многочисленные эсхатологические дискурсы современного социокультурного пространства, в котором время от времени провозглашаются «конец истории», «конец литературы» или «конец истории литературы».
Большинство современных литературоведов, изучая вопрос изменения жанра и художественных средств в поэзии или прозе последних десятилетий, указывает на тесную связь между эстетическими трансформациями и коллизиями социокультурного пространства, в котором функционируют и литературные тексты, и исторические факты. Это социокультурное пространство – целостная семиосфера культуры, в которой литература и история тесно связаны между собой и являются составными общего эклектичного знаково-текстуального пространства.
Мультидисциплинарная рефлексия над прошлым – так определяет проблемы современного гуманитарного знания Ева Доманская, замечая, что «типичные для нарративистской философии истории и новой гуманитаристики проблемы нарратива, репрезентации, травмы и угнетенных остаются темами соображений уязвимых в теоретическом плане историков …. Они стали, однако, элементом более широких проблем, например, противостояния типичной для постмодернистских подходов фрагментаризации истории, с одной стороны, и проблемы глобальной и / или транскультурной истории, объединяющей эти частичные истории, но одновременно являющейся разновидностью метанарратива со всеми возможностями и угрозами» [13, с. 20].
В этих темах отражаются и те проблемы, которые сейчас стоят перед литературой и литературоведением: выйти за пределы предлагаемого в постмодернизме фрагментарного знания, критически оценить эволюцию тематики, проблематики и жанров в целом и в ХХ веке в частности, особенно в контексте социокультурных изменений и их влияния на развитие отечественной литературы, определить типологию рассматриваемых явлений (литературных произведений) в тесном содружестве с социологией литературы и тому подобное.
Литература и история являются символическими центрами социокультурной системы, поскольку «принимают на себя функции репрезентации наиболее важных, фундаментальных, а в потенциале – и всех «представленных в обществе, мире и человеке» «культурных основ» [10, с. 13]. Социолог Б. Дубин делает особый акцент на том, что литература является «единым средством легиматизации и трансляции неспециализированных («общечеловеческих») значений и образцов действий, чувств, отношения к различным символическим объектам» [10, с. 14].
В этом контексте акт чтения имеет особое значение: в нем происходит не только усвоение новой информации, но и формирование оценочных суждений – о действительности, отношениях людей, социальных символах и их значении, ведь, как пишет Мария Зубрицкая, «прочтение литературы – это своеобразный способ прочтения мира: действительного и возможного одновременно, поскольку литература всегда стремилась соединить реальность и виртуальность, чтобы вместить в себе многообразие, неоднородность и неоднозначность мира» [16, с. 332]. В конце концов литература как целостный социокультурный институт имеет все признаки метанарратива: является универсальной системой понятий, знаков, символов, метафор, упорядоченной в общем способе текстуального описания.
Смысловые дискурсы, которые сочетаются в пределах метанарратива литературы, имеют универсальное значение. В них закодированы содержание и функции различных культурных практик, посредством которых нация интерпретирует свое прошлое, настоящее и будущее. Однако именно на эти цели ориентирована и история как метанарратив.
Йорн Рюзен пишет об этом так: «История выполняет свою культурную ориентирную функцию обычно в форме метаповествования (meta-narrative или masternarrative). Она представляет возникновение и развитие мира адресата, леґитимизируя его в нормативной структуре, наделяя богатым опытом, к которому обращаются для решения ориентирных проблем с перспективой достижения общественного консенсуса» [22, с. 22]. В таком контексте меняется центральный предмет исследования: от факта историки переориентируются на изучение целостной картины мира, которая характерна для той или иной социальной группы в определенный исторический период (эпоху).
Культурные и социальные структуры действительно, как пытается доказать Стефан Жулкевский, могут быть применены для анализа литературного произведения (его жанра, типологических эстетических признаков или художественных приемов, использованных писателем), ведь вполне возможно в пределах одного литературоведческого исследования сопоставление литературного произведения и реальной культурной модели, сконструированной модели, «то есть символа реальной модели, символа, который достигается методом нахождения средней статистической поведения» и понятие идеальной модели, то есть «культурного образца» [15, с. 273].
Именно история описывает и реальные, и идеальные (мысленные, символические и т.д.) культурные модели, причем описывает их в том числе как текстуальные практики, сложившиеся и воплощенные в определенную эпоху.
Близость литературы и истории как особой разновидности текстовых практик отмечается не только в исследование Х. Уайта, но и в трудах Б. Дубина, который замечает общность «культурных форм – норм речи и мышления, в бытовом сознании, в методологическом аппарате и объективных построениях науки: метафора, ирония, абсурд, повтор, клише и т. п. Это позволяет сравнивать те или иные литературные конструкции с аналогичными методиками установления или фиксации структуры взаимодействия, например, в социальных науках »[10, с. 15-16]. Так, в рамках предложенного ученым подхода были сформулированы основные положения, позволяющие рассматривать «акт чтения как специфическую форму социального взаимодействия» [10], а это расширяет представление о литературном процессе и взаимосвязи читателя как представителя социума – книги – писателя, сформулированное А. Белецким, Г. Сивоконем и Марией Зубрицкой, и одновременно фактически подводит исследователя к выводам представителей нового историзма.