Курсовая с практикой на тему Глагольные связки в детской литературе Ю.Коваля

Содержание:

ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ СВЯЗОК 5
1.1. Понятие о связке в современной лингвистике 5
1.2. Структурно-прагматический аспект использования связок 13
ГЛАВА 2. ЗАКОНОМЕРНОСТИ УПОТРЕБЛЕНИЯ СВЯЗОК В ДЕТСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Ю. КОВАЛЯ 22
2.1.Типология связок в детской литературе Ю. Коваля 22
2.2. Функциональность связок в детских произведениях Ю. Коваля 24
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 32
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 34

Введение:

Большое значение изучению частей речи оказывали методисты прошлого К.Б. Бархин, Ф.И. Буслаев, М.О. Рыбникова, И.И. Срезневский, К. Д. Ушинский. Важность грамматико-семантической работы с учащимися отмечалась исследователями М. С. Рождественским, М. Р. Львовым, Т. Г. Рамзаевой. Рассматривали пути изучения грамматики в школьном курсе языка многие методисты, среди которых можно назвать Н. С. Вашуленко, М. И. Оморокову, Г. И. Сниткину.
Тот факт, что знания учащихся в области грамматики являются существенно ограниченными, а также они не умеют правильно осуществлять подбор и употребление слов, являющихся наиболее точными и меткими для того, чтобы высказаться по определенному поводу, стоит указать в качестве важнейшей причины, которая вызывает многочисленные и разнообразные недостатки в речи, которые допускаются учащимися устно и когда они выполняют письменные работы творческого характера. Указанные факторы подчеркивают актуальность избранной темы.
Объектом исследования являются тексты детских произведений Ю. Коваля.
Предмет исследования – функционирование глаголов-связок в детских произведениях Ю. Коваля.
Цель исследования – теоретически обосновать закономерности функционирования глаголов-связок в детских произведениях Ю. Коваля.
Согласно цели исследования предполагалось решение следующих задач:
1) изучить литературу, связанную с лингвистикой, психологией, педагогикой, лингводидактикой и методикой, в которой рассматривается исследовательская проблема;
2) осуществить выявление уровня, на котором находится изученность проблемы использования связок в отечественном языкознании;
3) определить научные основы и принципы функционального подхода к изучению глаголов-связок;
4) охарактеризовать глаголы-связки, использованные в детских произведениях Ю. Коваля;
5) осуществить исследование функциональных закономерностей использования глаголов-связок в произведениях Ю. Коваля.
Ход исследования характеризовался использованием таких методов:
теоретических, представленных анализом и обобщением, направленным на лингвистические, психолого-педагогические и лингвометодические источники по теме исследования; методом, направленным на теоретический анализ и синтез, когда определяется цель, гипотеза, предмет, задачи исследовательской работы; синтезированием исследовательских результатов, определением их научной новизны.
Практическая значимость исследования заключается в возможности применить его результаты в дальнейших научных работах, посвященных указанной проблеме.
Структура работы обусловлена ее целью и задачами. В состав исследования входят компоненты, представленные введением, двумя главами, заключением, а также библиографией.

Заключение:

1. Итак, в ходе проведенного исследования было описаны несколько типов простых двусоставных предложений русского языка. При последовательном историко-функциональном подходе к предложению выяснилось, что современные классификации простого предложения не точно представляют языковую реальность и не до конца проясняют причины того или иного явления.
Среди достаточно широко употребительных в речи безглагольных высказываний можно выделить следующие типы.
а) Именные предложения, в которых форма выражения сказуемого совпадает с формами выражения именной части составного именного сказуемого в предложении с нулевой связкой. Однако этот тип отличается невозможностью образовывать парадигму. Внутри этого типа выделяются две разновидности: со словами, не имеющими конкретной референции, и со словами конкретно-референтными.
б) Предложения с предложно-падежными предикативами, из которых два подтипа имеют парадигму изменения (в одном связки быть, в другом — полнозначного глагола быть), а третий в ходе исторического развития стремится стать полноправной безглагольной моделью языка, где глагольное значение движения заменяется ярким значением косвенного падежа.
2. Процесс развития безглагольных предложений отчетливо вырисовывается на фоне падения связки в русском языке. Именные предложения, вошедшие в древнерусский язык вполне сформировавшимися и выступающие в нем со своими яркими структурными и семантическими особенностями (отсутствие связки, невозможность образовать парадигму, определенное значение), постепенно теряют формальную особенность — отсутствие связки, ибо нормальными становятся предложения без связки в настоящем времени (с нулевой связкой, при этом связка из грамматического показателя становится фактом стилистики). Сближение именных предложений со связочными приводит к ситуации, когда именные предложения начинают осознаваться как предложения с нулевой связкой, входят в состав связочных и приобретают возможность включать в свой состав делексикализованую связку, не утрачивая, однако, ряда своих особенностей (значение и невозможность образовывать полноценную парадигму). Очевидно, наиболее непротиворечиво эти предложения следует толковать как особую разновидность связочных предложений, чьи особенности вызваны их историческим развитием. Во всяком случае, эти предложения служат хорошим примером того, что никакая однозначная классификация в языке невозможна, поскольку он представляет собой живое образование. Отдельной и любопытной задачей остается вопрос о взаимосвязанном развитии в языке других способов выражения вневременного предикативного признака подлежащего (именительный и творительный падежи имен; членные / нечленные формы прилагательного и др.).
Что касается эллиптических предложений, то наши наблюдения и исследования других ученых устанавливают последовательность развития трех типов этих предложений. Первыми развиваются предложения характеризации, включаясь в общий процесс падения связки настоящего времени. Затем развиваются предложения со значением локализации (с исчезновением полнозначного глагола быть). Эти два типа представляются в промежуток с XIV по XVII века вполне сформировавшимися. Трегья же разновидность, со значением движения, судя по данным, активно развивается в это время, и, очевидно, этот процесс не до конца завершился и в наши дни. Тем не менее, именно эта разновидность имеет потенциально большую возможность оформиться в качестве языковой модели (с отсутствующей временной парадигмой).

Фрагмент текста работы:

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ СВЯЗОК

1.1. Понятие о связке в современной лингвистике
Начало определения безглагольных предложений в качестве предложений, имеющих нулевую связку, датируется тем временем, когда был осуществлен переход к синхронной разработке теоретического синтаксиса. Первенство в этом плане принадлежит А. М. Пешковскому, который относительно связки утверждал, что она является пустым местом, отсутствием глагола, языковая функциональность которого связывается с настоящим временем в изъявительном наклонении. Мысль Пешковского теоретически значима, поскольку он осуществил соотнесение безглагольных речевых предложений с системой, составляющей глагольные предложения языка. Безглагольность, по мнению ученого, является нулевым признаком, который имеет глагольное значение [6].
В дальнейшем синтаксическая теория развивалась таким образом, что строились модели предложения, а все высказывания посредством модально-временной парадигмы сводились к тому, каким является конечное число глубинных структур. Используя материал современного русского языка, разработка этой теории принадлежит, прежде всего, Н. Ю. Шведовой и ее последователям. Разные модели предложений, составлявшие парадигматические ряды, создавали представление о всех типах бессвязочного предложения как о предложении, которое имеет нулевую связку. По мнению Е. М. Галкиной-Федорук, в корне неправильной является трактовка предложений с нулевой связкой в качестве особого типа сказуемого, который имеет абсолютные отличия с предложениями, в которых есть сказуемое, а также связками наличного типа был и буду. Посему и выделение данных предложений в качестве предложений, имеющих простое именное сказуемое, является существенным расхождением с системной природой языка [16].
Для шестидесятых – восьмидесятых годов была характерна активная разработка данного типа предложений в синтаксическом плане. При этом руководствовались как материалом, который предоставляет современный русский язык, так и историческим синтаксисом. Ряд работ связан с тем, что в них глубинные структуры описывали по-новому. Данный подход предложил Н. Хомский.
Наиболее значительными разработками в данной области стали издания, представлявшие академическую грамматику 1970 и 1980 годов, а также служившая повторением их основных положений «Краткая русская грамматика» 1989 года. Указанные труды, а точнее, их авторы, стремились истрактовать безглагольные высказывания посредством парадигматического ряда предложений, имеющих нулевую связку. Здесь стоит упомянуть и предложения, являющиеся столь сложными и разнородными по своей структурной организации, как односоставные номинативные. В отдельных работах осуществляется попытка как синхронического, так и диахронического плана объяснений системы отношений между глагольными и именными предложениями.
Оригинальной можно считать теорию, выведенную В. С. Юрченко. Данный исследователь полагает, что именные предложения находятся с глагольными в отношениях зависимости. В качестве основного указанный автор говорит не просто о двусоставном глагольном предложении как основном типе, но и о предложении, в котором присутствует заглагольный член. Он полагает, что для предикативного отношения свойственна отнюдь не бинарность, а тернарность, которая связывает связку, подлежащее и предикативный член. Двусоставное предложение, состав которого характеризуется наличием именного предикатива, исследователь В. С. Юрченко представляет следующим образом: «Предположим, что образование двусоставного именного предложения основывается на определенном основном типе – двусоставном глагольном предложении, в котором редуцируется (устраняется) грамматический предикат, который, в свою очередь, выражает глагольное сказуемое» [22].
По мнению исследователя, данный процесс всеохватен и находится в связи даже с процессом, когда образуются конструкции с использованием двух именительных падежей. В. С. Юрченко делает достаточно категоричный вывод о том, что само существование безглагольного предложения в живом фонде языка достаточно сомнительно, поскольку ни один из случаев, которые были им рассмотрены, не показал, что рассмотренные им единицы имеют отношение к безглагольным предложениям в прямом смысле слова безглагольность.
Для более современных взглядов данного исследователя характерна несколько иная точка зрения, которая, впрочем, характеризуется неизменностью тяготения к представлениям о том, что именные предложения находятся в синхронической зависимости в отношении к глагольным. В своей работе он указывает на трансформацию предложения в двусоставное именное после прохождения ступени, связанной с содержательной глагольностью. Данное предложение, по мнению исследователя, является идеальным, поскольку ему присуще наиболее адекватное выражение виртуальной структуры мысли в оппозиции «предмет-признак» [22]. Таким образом, В. С. Юрченко была осуществлена попытка связывания глагольных и именных предложений не просто как зависимых друг от друга элементов, но и как единиц, которые имеют синхронное происхождение.
Также в данном контексте следует упомянуть о коллективной монографии «Структура предложения в истории восточнославянских языков» (М., 1983 г.), авторы которой предприняли попытку описания ряда сложных случаев, представленных в древнерусском синтаксисе, при этом были использованы парадигмы изменения. Стоит прокомментировать особенности отдельных теоретических установок исследователей. Так, к примеру, для глагола-связки выти было характерно в книге рассмотрение в качестве служебного глагола. Во-вторых, в качестве безглагольных рассматривались предложения, структурная основа которых не содержит спрягаемой формы глагола. Следовательно, можно теоретически предположить, что исследование будет посвящено описанию языковых моделей безглагольного предложения. Однако книга вовсе не о том. В ней комплексно описаны предложения, затем они разбиты на двенадцать типов, причем для каждого из упомянутых типов характерно наличие собственной парадигмы.
Рассуждая о том. что сделали лингвисты, разумеющие глагол (в том числе и связку) в качестве обязательного компонента предложения, если не речевого, то языкового, можно осуществить суммирование их вклада в то, что проблема была разработана следующим образом. Данные исследователи осуществили сбор и анализ фактов о том, что безглагольные предложения все-таки существуют, поскольку они употребляются не только в древних текстах, но и в современных русскоязычных текстах. С другой стороны, ими было осуществлено изучение путей, по которым производилось развитие предложений, в которых, в свою очередь, была пропущена связка, представляющая в современном русском языке настоящее время, произведено установление особенностей и хронологических рамок процесса. Помимо этого, впервые попытались установить, что безглагольные предложения соотносятся с глагольными как зависимое и главное, как в диахроническом, так и в синхронном изучении Также исследования в области структурного синтаксиса привели к формулированию понятия о нулевой связке, представляющей собой разновидность нулевого языкового знака.
Относительно второй точки зрения также представлено большое количество работ, основой которых стал широкий материал языка. Нахождение безглагольных предложений было характерным для латыни, древнегреческого, древнеиндийского, немецкого, французского, английского, а также многих иных языков.
Эллипсис в языках, относящихся к славянской группе, исследовал Е. Бернекер в своей известной статье «Об эллипсисе глагола в славянском», публикация которой датируется 1904 годом.
Работа характеризуется наличием приведенного в ней значительного материала, который демонстрирует что пропуск глаголов как явление, в том числе и глаголов полнозначных, является характерным для славянских языков. Е. Бернекер подчеркивает, что обычно такие особенности связаны с тем, что человек на всем экономит, в понимании Г. Пауля, а также существуют такие понятия, как принцип экономии и особые условия, когда описание события происходит с использованием быстрой и живой повествовательной манеры.
По мнению исследователя, памятники старшего периода не содержат подобные предложения, однако он не склоняется тому, чтобы мотивировать это упадочными тенденциями относительно современных языков. Причина тому скорее, определяется значительным разрывом между письменным и разговорным языком указанного времени.
Обстоятельнейшее исследование, посвященное предложениям, содержащим связку, принадлежит Рудольфу Зимеку. В его исследовании нулевым формам связки посвящена целая глава.
Р. Зимек предусматривает существование нулевой скоплятивной единицы, возникшей в связи с историческим развитием. Ее происхождению способствовала утрата презентных форм глагола быть, который теряет при этом не только связочность, но и вспомогательность, а также полную знаменательность. Определенным образом также переоценивают роль, которая отводится личным местоимениям.
С другой стороны, русский язык также характеризуется наличием и бесвязочных предложений. Более того, стоит упомянуть о том, что возникновение связочных предложений было связано с приложениями именными, в которые было привнесено слово быть, которому первоначально была присуща полнознаменательность, затем же ослабление значения и постепенное превращение указанного компонента в связку. При этом Р. Зимек полагает большую вероятность генетической «юности» связочных предложений, которая разделяет их с чисто именными. Р. Зимек также считает, что для именных предложений в анализируемых языках характерен отход в направлении периферии языкового употребления, представленной исключительно пословицами, поговорками, восклицательными высказываниями в том числе. Данная ситуация характерна для латинского и чешского языков. Другие же языки, к примеру, характеризуются вытеснением предложений, имеющих связку, на периферию системы языка бессвязочными предложениями. Эта ситуация характерна для русского языка.
Стоит, впрочем, отметить, что представление дела в качестве стилистической перемаркировки, входящей в оппозицию между связочными и бессвязочными предложениями. Так, к примеру, для древнего номинального праславянского типа характерна двоякость типа результатов, так, в частности, для русского языка характерно сохранение для бессвязочных предложений центрального места, однако происходит переосмысление старого типа и получение им места в системе современного языка. В чешском же языке те предложения, которые не имели связки, претерпели вытеснение на периферийные позиции. Аналогичным образом относительно данного заявления отреагировала В. Л. Георгиева [24].
Стоит отметить, что первопроходцем в плане получения знаний о том, что в славянских языках также существуют предложения эллиптического характера, был Е. Бернекер. В качестве традиционной обычно принимают точку зрения, высказанную А. А. Шахматовым, который оценивал такие высказывания в качестве неполных, нарушенных. Подобная точка зрения разделялась также А. М. Пешковским и А. Н. Гвоздевым.
Впрочем, в шестидесятые – семидесятые годы значительно повышался интерес к тому, чтобы изучать эллипсис в качестве проблемы теории языка, а вместе с ним – и желание понять данный род предложений. В определении Д. Розенталя они являются эллиптическими, чем и различаются с неполными. Д. Розенталь полагает, что в данных предложениях не происходит восстановление недостающего члена, о нем также не подсказывает и обстановка. Исследователь полагает, что для эллиптических предложений характерно также отсутствие необходимости «ощущения» члена для того, чтобы смысл предложения был полностью раскрыт, присутствует понимание данного предложения и без ситуативного контекста.
Подобным образом трактует ситуацию и Н. С. Валгина [18]. Стоит отметить, что словари, собирающие лингвистические термины, производят то разведение эллиптических и неполных предложений, то их рассмотрение в качестве части друг друга. Авторами университетских пособий данные предложения соотносятся с определенным типом мышления.
Рассматривая же эллиптические предложения в древнерусском языке, необходимо упомянуть, что первые исследования данных конструкций были произведены В. И. Борковским и его учениками. Так, по мнению В. И. Борковского, предложения, в которых отсутствовали формы есть и суть, представляли собой норму, были типичными для древнерусского варианта литературного языка. Также параллельно продолжалось употребление менее распространенных предложений с есть и суть, однако происходило их вытеснение в пользу господствующего типа предложения [15]. Он же отмечает, что для древнерусских предложений характерным явлением были пропуски глаголов, связанных с пребыванием, движением и говорением. Несмотря на это, сказуемое могло отсутствовать в связи с определенной причиной:
1) легкое восстановление сказуемого, когда оно употребляется в тексте, который является предшествующим относительно данного;
2) сказуемое является ясным в контекстуальном плане, поскольку оно часто употребляется в указанном словосочетании.
Исследователь В. И. Борковский делает достаточно очевидный вывод о том, насколько эллиптическим предложениям была характерна распространенность в историческом развитии русского языка. Так, он подчеркивает, что во всех восточнославянских памятниках встречаются случаи, в которых сказуемые опущены, и количество таких проявлений существенно возрастает, поскольку данное сказуемое нельзя восстановить, основываясь на предыдущем контексте, поскольку данный контекст и не содержит в себе данное сказуемое.
В то же время исследователи отмечают, что глагольные и эллиптические корреляты четко стилистически дистанцируются между собой. Так, большая часть предложений, в которых пропущен полнозначный глагол, используется в текстах, в которых достаточно сильными являются позиции живой разговорной речи, а использование глагольных конструкций преобладает в текстах, связанных с церковно-книжным обиходом.
Однако не имеет окончательно ответа вопрос о том, насколько относительной является хронология, исследующая, каким образом развивались различные типы предложений эллиптического характера. Так, к примеру, по мнению ученых, наибольшая частотность в русском языке одиннадцатого-восемнадцатого веков была у конструкций, в которых был пропущен глагол быти. Также стоит упомянуть о мнении, в соответствии с которым наибольшая древность присуща конструкциям, в которых тем или иным способом не названы глаголы бытий.
Подобные конструкции исследовались с использованием материала современного русского языка, в ходе их исследования обсуждались многочисленные вопросы теоретического характера, которые были направлены на оптимальное решение проблем, собранных в структуре древнерусского синтаксиса.
Указание в направлении подобных конструкций принадлежит еще В. В. Виноградову. Одним из первых исследователей данных конструкций можно назвать профессора П. А. Леканта. Он сомневается в том, что предложения, в которых отсутствует или опущен глагол, являются неполными [28]. Наличием обширного материала, предназначенного для представления безглагольных предложений, характеризуется коллективная монография «Русская разговорная речь» (М., 1973).
В указанной монографии исследованием и систематизацией указанных фактов занимался Е. Н. Ширяев. Его видению присуще рассмотрение изучаемых конструкций как предложений, в которых позиция предиката не замещена, следовательно, в них происходит представление нулевого полнозначного глагола. При этом возникает возможность составления конструкции с нулевым глаголом, в частности, в силу вхождения его в одну парадигму с конструкциями, проведшими вербализацию глагола:
Он домой; Он побежал домой; Он бросился домой и т. п.» . Автор данной мысли полагает, что возможно произвести различение парадигм подобия и парадигм, в которых происходит системная реализация нулевой связки.
Анализ семантических условий, в которых существуют подобные конструкции, Е. Н. Ширяев выдвигает достаточно важный вывод, согласно которому, определение возможностей, которые имеет синтаксическая сочетаемость, формируется по результатам грамматических показателей приглагольной формации. Также таким путем происходит предопределение формально-синтаксической стороны, характеризующей обратную валентность, благодаря которой глагол обсуждается вообще, но это не глагол, обладаюший конкретной семантикой..

1.2. Структурно-прагматический аспект использования связок
Проблема безглагольных предложений обсуждается в лингвистике уже давно. Известно, что эта проблема (и шире — проблема обязательного минимума предложения) решалась крупнейшими лингвистами как в XIX, так и в XX веке. И вполне естественно, что первый вопрос, с которым сталкивается исследователь, изучающий безглагольные предложения, — это определение объема понятия. В научной литературе существует целый ряд терминов: безглагольные, неглагольные, именные предложения, предложения с именным предикатом. Представим для примера несколько мнений:
— Это «предложения с именным сказуемым (т.е. сказуемым, выражен-ным именем существительным, прилагательным, числительным, а также ме-стоимением)» (О. С. Ахманова [6]).
— «Безглагольными следует считать и те предложения <…>, которые со-держат в себе вспомогательный глагол» (И. О.Степанян).
— «С точки зрения формы различают два типа простых предложений — глагольное предложение (которое содержит личную форму глагола) и именное (которое ее не содержит)» (Ж. Одри [30]).
— В. Г. Адмони рассматривает предложения с именительным падежом предикатива как безглагольные, противопоставляя их связочным [1].
— Д. Э. Розенталь говорит об эллиптических предложениях (в противоположность неполным): «Это такие предложения, в которых недостающий член не восстанавливается и не подсказывается обстановкой.
— П. А. Лекант под безглагольными понимает предложения типа: «Георгины в росе»; «Отечество в опасности» [28].
Таким образом, даже такой случайный набор определений представляет нам удивительный разброс в определении понятия «безглагольное предложение» и его синонимов. Объем то расширяется до включения в сказуемое таких предложений полусвязочных глаголов, то сужается до одного типа предложении с предложно-падежным предикативом. С другой стороны, в плане язык-речь» безглагольные предложения рассматриваются то как эллиптические (т.е. «усеченные») формы речи, то как полноценные единицы речи, то, наконец, как единицы языка, обладающие своей структурной моделью и регулярными реализациями. К этому добавляется и нечеткость разграничения связки и полнозначного глагола. В связи с этим первостепенной задачей становится установление четких дефиниций.
Итак, термин «безглагольное предложение» мы будем понимать широко, как «предложение с именным сказуемым», функционирующее в речи независимо от того, к какой языковой модели оно восходит. Именную часть сказуемого мы будем называть также предикативом.
Как известно, в лингвистике постепенно складываются две точки зрения на существование в языке двух типов предложения: глагольных и именных. Целесообразно дать обзор двух этих направлений раздельно, поскольку так целостнее и четче предстанут теоретические построения ученых.
Одна точка зрения представлена лингвистами, признающими обязательность глагола в структуре предложения.
Уже индийские грамматисты решали вопрос о приоритетах частей речи в структуре предложения в пользу глагола. Так, индийский грамматист Дурга (I век до н. э.), анализируя комментарии Вед Яски (V век до н. э.), отмечал: «В предложении глагол является обязательным элементом, потому что он необходим для предложения, а имя является вторичным, потому что оно член, который необходим в предложении только для проявления бытия» .
Структуру русского предложения активно иследовали представители отечественной лингвистической науки XIX века. Так, Ф. И. Буслаев под безглагольными понимает предложения с пропуском глагола быть в настоящем времени. Он писал: «В русском языке опущение вспомогательного глагола есмь, есн, и пр. составляет одно из главнейших эстетических достоинств» . Причину этого ученый видел в частой употребительности связки: «Выпускаться может только такое слово, которое от частого употребления надоело или опошлело» [17].
Одну из самых ярких теорий строения русского предложения создал А. А. Потебня. Известно его категоричное утверждение на этот счет: «Главное (независимое от другого предложение) невозможно (кроме случаев опущения глагола) без Verbum fkiitum (т.е. глагола в тесном смысле, без причисления к нему причастных форм); что само по себе Verbum fmitum составляет предложение.
Это часто цитируемое мнение ученого не отражает, однако, его взглядов во всей их полноте. Чуть ниже А. А. Потебня так комментирует свое утверждение: «Высказывая вышеприведенное мнение о невозможности в наших языках предложения без глагола, я не утверждал, что vb. fin. есть явление первобытное, и не отвергал возможности найти под последним наслоением этих языков следы другого порядка вещей. <…> Но я думаю, что отыскать эти следы трудно и что те, которые видят их на поверхности нынешнего или хотя и древнего, но высокоформального языка, каков древнегреческий, слишком облегчают себе работу» . Так, ученый не считает пережитками древнего предложения такие примеры как рус. «Астрономия — наука», нем. «Ein Man — kein Man». «Бесчисленное множество примеров доказывает не то, что здесь имя само по себе предикативно, <…>, а то, что предикативная связка весьма рано получила чисто формальное значение» [32].
Внимательный разбор взглядов ученого позволяет признать определенные точки соприкосновения между традиционно разводимыми гипотезами А. А. Потебни и А. А. Шахматова (ср. также излагаемые ниже гипотезы И. И. Мещанинова и Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванова). Однако подчеркнем, что А. А. Потебни отрицает существование собственно безглагольных предложений на поздних стадиях развития индоевропейского синтаксического строя. И в этом положении он не одинок. Подобного категоричного мнения придерживается и крупный современный индоевропеист У. Леман. В известной работе, посвященной проблемам реконструкции праиндоевропейского синтаксиса, ученый утверждает, что «неотъемлемой составляющей предложения является глагол. <…> Простое предложение может состоять как минимум из глагола или глагола, сопровождаемого обязательными именными элементами .
По Потебне, причина того, что сказуемое не может быть выражено именем, кроется в следующем: «Грамматическое сказуемое именем быть не может, как скоро под именем мы разумеем признак, данный, готовый, представляемый независимо от времени его возникновения. Имя, входящее в состав сказуемого, есть атрибут, грамматическое определение с тою особенностью, что присоединяется к своему определяемому не прямо, а через посредство глагола, сообщающего в наших языках всему сказуемому грамматическое (формальное) значение времени» . Множество исследователей русского синтаксиса вольно или невольно ориентировались на это утверждение [6].
В отечественном языкознании, как известно, существуют многочисленные исследования, демонстрирующие обычность высказываний без связки быть в настоящем времени. Значительную роль в продвижении и систематизации этих исследований сыграли работы Е. Ф. Карского, Е. С. Истриной, В. И. Борковского, Я. А. Спринчака, А. Н. Стеценко, Т. П. Ломтева и др.
Так, в работах В. И. Борковского, которые содержат самое обстоятельное описание древнерусского синтаксиса, утверждается, что в древнерусском языке нормой являлось составное именное сказуемое без связки есть и суть [15].
В то же время исследователи установили условия, вызвавшие сохранение связки в ряде случаев.
— В предложениях с неназванным субъектом связка выполняла функцию указания на лицо.
— В предложениях, требующих подчеркивании факта наличия.
— При сказуемом, выраженном существительным, связка употреблялась чаще .
При этом был отмечен рост числа бессвязочных конструкций в период с XIV по XVII века. «Преобладание бессвязочного именного сказуемого обнаруживают с наибольшей степенью памятники XVII века. Так, сказуемое с именной частью — существительным употребляется здесь без связки примерно в 2 раза чаще, чем со связкой, преобладание бессвязочного сказуемого, выраженного прилагательным и причастием, еще более значительно» .
Собранные факты позволили проследить развитие предложений с пропуском связки в исторический период, а также установить причины употребления таких предложений, определить хронологические рамки процесса. Подчеркнем, однако, что в этих исследованиях рассматривались безглагольные высказывания речи.
Проблема соотношения локативных и бытийных предложений с выраженным и невыраженным глаголом в форме настоящего времени решается главным образом на материале современного русского языка. Она, таким образом, имеет лишь косвенное отношение к проблемам исторического синтаксиса. Мы, тем не менее, включили рассмотрение этой проблемы в свой обзор по той простой причине, что, как нам представляется, установленные исследователями семантические корреляции находят свое объяснение в историческом развитии русского синтаксиса. Как мы попытаемся доказать в дальнейшем, семантические различия предложений типа У нее есть седые волосы / У нее седые волосы связаны с древней конкуренцией именных и глагольных предложений. Вот почему представительный обзор точек зрения на эту проблему мы считаем необходимым.
Известно, что конструкции с бытийным значением отмечались А. А. Шахматовым и А. М. Пешковским, исследовали их В. В. Виноградов, С. Н. Цейтлин, В. В. Бабайцева, П. А. Лекант, У. Буш, А. В. Исаченко и др. Они получили определенное освещение в академических грамматиках 1954 и 1970 годов. Однако проблемы бытийных предложений русского языка, их соотношения с локативными, семантические различия предложений с эксплицированной и не эксплицированной формой глагола быть становятся одними из ключевых в эпоху «бури и натиска» семантических исследований языка (1973 — 1977 гг.) (работы Н. Д. Арутюновой, Е. Н. Ширяева, О. Н. Селиверстовой, Е. В. Падучевой, И. А. Мельчука, И. П. Сусова, В. В. Богданова, и др.).
В 1970-ые годы появляется серия работ разных авторов, в которых проблема употребления быть в связочных и бытийных предложениях является главной или ей уделено значительное внимание.
Попытка описать условия употребления и пропуска есть в бытийных и локативных предложениях содержится в работе П. Адамца, который устанавливает серьезные семантические различия этих конструкций. Объединяя бытийные и локативные предложения в один тип «эссивно-предикатных» предложений, исследователь устанавливает ряд их семантических нюансов.
В бытийных предложениях (по общепринятой терминологии*)-‘ « «слово есть употребляется, как правило, тогда, когда в данном месте есть еще и другие предметы и предметы другого характера; наоборот, если с данным местом связывается только один предмет или только предметы одинакового характера, то обычно употребляется нулевая форма» . В локативных предложениях употребление есть связывается с категорией отчуждаемости / неотчуждаемости признака и с актуальным членением предложения: «если что-нибудь «неотчуждаемое» является неотъемлемой частью субъекта, то, естественно, сам факт обладания не может входить в рему, а внимание должно концентрироваться на какой-нибудь характеристике этого неотчуждаемого предмета, что является причиной неупотребления есть. Но как только может возникнуть сомнение в присутствии чего-нибудь, то слово есть сразу может употребляться, несмотря на то, что предмет неотчуждаем.
Попытка очертить различия в употреблении предложений с быть содержится в статье Ирины Евреиновой. Учитывая частотность и равномерное распределение этих предложений во всех функциональных стилях, исследоваельница отмечает, что «копулятивные предложения занимают в русском языке центральное место и, так как формы настоящего времени являются самыми частотными в речи, нулевые копулятивные предложения стоят в центре» . В проблеме определения связки сходятся, по мнению исследовательницы, два явления. С одной стороны, омонимия («различные значения и функции внутри одного глагола» (Sic! — «verschiedene Bedeutung unci Fimktionen innerhalb EINES Verbuins»), а с другой, синонимия («замена этих значений через другие лексикализованные единицы») » . Последовательно применяя тест на отрицание и определяя возможности синонимических преобразований глагольного предиката, И. Евреинова демонстрирует семантическую и структурную разницу двух значений глагола быть, при этом, как отмечает исследовательница, «только семантический критерий мы считаем недостаточным. Необходимо также привлекать структурный критерий» . Исследовательница определяет 6 типов конструкций с быть в связочном значении и 4 типа с собственно глагольным быть (включая сюда и бытийный и экзистенциальный).
Исследования по разграничению семантики слова быть были продолжены американской исследовательницей К. Чвани. Ей принадлежит выделение 7 критериев для разграничения лексического и связочного быть.
Как уже упоминалось, исключительно важную роль в разграничении предложений с нулевым бытийным или связочным глаголом играет тест на отрицание, в частности, появление генитива при отрицании (см. названные работы И. Евреиновой, Н. Д. Арутюновой, К. Чвани, недавние работы А. М. Гончарова и М. Уеда , а также реферативную обобщающую монографию и исследование А. Мустайоки и др.).
Как кажется, впервые обратил внимание на структурную разницу отрицательных предложений при сходстве утвердительных А. В. Исаченко, который считал, что наличие или отсутствие формы нет является грамматическим показателем различия предложений двух типов, выражающих категорию отчуждаемости / неотчуждаемости .
Предложения с отрицанием были описаны и в монографии немецкого исследователя Ульриха Буша. Он отметил, что отрицательная форма экзистенциальных и связочных глаголов образуется с помощью двух разных конструкций: «Отрицание есть как самостоятельного и экзистенциального глагола — нет. <…> Отрицание есть как копулы — не есть»,. Нетрудно заметить, что это утверждение является не очень корректным и не может считаться приемлемым.
Как мы уже отмечали, тест на отрицание активно используют в своих концепциях К. Чвани и И. Евреинова. По мнению И. Евреиновой, он является основным критерием разграничения функций глагола быть: «НЕ-тип … в случае копулы; НЕТ-тип … в случае экзистенциального быть».
Специальный анализ такого рода конструкций проводит Е. В. Падучева в работе «О семантическом подходе к синтаксису: генитивный субъект глагола быть» (1995 г.). Разбирая запутанные и семантически непрозрачные причины употребления генитива при отрицании в локативных предложениях, Е. В. Падучева тонко и остроумно разграничивает два значения локативного глагола быть. Очевиднее всего разница значений проявляется в следующих примерах: «Отца на море не было» и «Отец на море не был». Различие двух конструкций связано с наличием / отсутствием наблюдателя в значении глагольной лексемы, а именно, быть в первом предложении обязательно включает сему ‘имеется наблюдатель, который либо тоже находился в этот момент в том же месте, где и субъект, либо мыслит себя находящимся в этот момент там, либо это его нормальное местоположение’. У глагола второго предложения такая сема отсутствует. Как справедливо устанавливает исследовательница, «семантическое противопоставление быть1 и быть2 (а следовательно, Род. и Им. падежа субъекта) касается то временной позиции наблюдателя временной перспективы, то его местоположения» . Нас в этой связи интересует периферийный в данной работе факт употребления глагола быть в настоящем времени. Е. В. Падучева справедливо отмечает, что глагол быть2 в принципе невозможен в настоящем времени: «лексическое значение глагола бытъ2 объясняет тот факт, что из временных значений у глагола быть2 невозможно значение настоящего времени, которое предполагает синхронную позицию наблюдателя» . Тогда как употребление бытъ1 в форме настоящего времени с отрицанием приводит к любопытной закономерности: «отрицание быть 1 (когда не + быть I = нет) выражает только отрицание временной локализации, то есть отсутствие: отрицанием постоянного местонахождения нет не является» (ср. «Горбачев в Испании» — «Гондурас в Центральной Америке» и «Горбачева нет в Испании» — »Гондураса нет в Центральной Америке» (примеры Е. В. Падучевой) [32].