Курсовая с практикой на тему «Безумие в американской литературе 20 в».

Содержание:

Введение. 3

Глава 1. Теоретические аспекты исследования. 5

1.1.Рассмотрение
образов безумцев в предшествующей литературной традиции  5

1.2. Предпосылки к возникновению темы безумия в зарубежной
литературе. 8

1.3. Образы безумцев в мировой литературе 20 в. 10

Глава 2. Анализ темы безумия в американской
литературе 20 в. 14

2.1. Анализ образов безумцев в американской литературе 20
в. 14

2.2.Образы безумцев в произведении «Мистер Мерседес»
Стивена Кинга,  и «Секретное окно,
секретный сад». 17

2.3. Методы и приемы раскрытия темы безумия в американской
литературе 20 в  26

Заключение. 31

Список использованной литературы.. 33

Введение:

В современном мире тема безумия становится едва ли не самой актуальной,
интерес к ней растет, как в зарубежной, так и в отечественной литературе.
Человечество, достигшее небывалых высот в техническом развитии, все больше
испытывает затруднения в духовном смысле. Современным людям все труднее искать
нравственную опору, ценности предыдущих поколений нивелируются, кажется, что
выхода нет. Возможно, этим объясняется столь пристальное внимание писателей
современности к теме безумия и образу душевнобольного человека в частности.

В нашей работе мы постарались предпринять попытку осмысления этой темы с
точки зрения безумия
в американской литературе 20 в.

Предмет
исследования: тема с точки зрения безумия в американской литературе 20 в.

Объект
исследования: тема безумия
в американской литературе 20 в.

Задачи:

1. Рассмотреть образы
безумцев в предшествующей литературной традиции

2. Выявить предпосылки к
возникновению темы безумия в зарубежной литературе

3. Рассмотреть образы
безумцев в мировой литературе 20 в.

4. Проанализировать образы
безумцев в американской литературе 20 в

5. Проанализировать образы
безумцев в произведении «Мистер Мерседес» Стивена Кинга,  и «Секретное окно, секретный сад». Сама по себе тема безумия
изучена достаточно подробно, но разрозненно, все изученные нами статьи
представляют собой анализ либо классической русской, либо зарубежной
литературы: Р.Г Назиров «Фабула о мудрости безумца в русской литературе», А. В.
Головунина «Образ умственно неполноценного человека в современной англоязычной
литературе», М.А. Зимина «Дискурс безумия в исторической динамике русской
литературы от романтизма к реализму». По современным произведениям серьезных
работ нами не обнаружено (кроме статьи Н.А. Малиной, Д.Б. Терехиной «Александр
Снегирев – литературное открытие XXI века»). В свете всего вышесказанного
научная новизна работы заключается в том, что нами впервые предпринята попытка
систематизировать материал, полученный в результате сравнения двух литератур –
американской и русской, классической и современной.

Структура
работы: работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка
использованной литературы.

Заключение:

Античные истоки антиномии
мудрости и безумия рассматриваются в двух аспектах: мифологическом и
философском. В первом случае речь идет о фигуре шута, «дурака» как персонаже
античной мифологии. Во втором – о ряде учений античной философии (стоицизм,
скептицизм, эпикуреизм, кинизм), отражающих идею антиномии мудрость – безумие и
отчасти ставших философским основанием для протестной культуры ХХ века. Фигура
шута в античной мифологии связана с идеей обратимости мира, перевертыванием
социальной иерархии, когда царь и раб меняются местами, а также с восприятием
безумия как метафоры смерти и несвободы

. Образы средневекового
шута и юродивого также важны для анализа игрового амплуа битников и персонажей
литературных произведений американского нонконформизма.

Шутовское начало в
американской культуре, ярко выразившееся в провокационных поэтических
выступлениях Аллена Гинзберга, «психоделических автобусных турах» и романах
Кена Кизи, отсылает к теории карнавального бунта М.М. Бахтина, персонажам
Шекспира и Достоевского, работам о феномене юродства Д.С. Лихачева, А.М.
Панченко, Г. Федотова, С.А. Иванова и Д. Саварда. Американский исторический
контекст антиномии «мудрость – безумие» представлен фигурой трикстера в
индейской мифологии и персонажем, получившим название divine idiot, героями
произведений Мелвилла, Фолкнера, Стейнбека.

Герои литературных
произведений в своем безумии предстают пророками, вестниками мира, искателями
истины и борцами со злом. выйдя за свои пределы, они обречены победить
"внешнее зло" (например, героя" красного цветка"), но не
зло, коренящееся в них самих. Но является ли безумие священным бредом
изумленного оракула или предметом медицинских исследований, исследователь может
наблюдать и изучать, а не объяснять феномен: пока существуют литература и
безумие, так же трудно написать подробный портрет "безумца в
литературе", как найти две идентичные истории жизни и болезни.

Подводя итог, мы все еще
имеем тип безумца, истинной целью которого является желание спасти кого-то
(женщину, других людей, все человечество), которое перерастает в идею
самопожертвования. Через цепь исторически обусловленных трансформаций, путем
уменьшения одних элементов и усиления других, происходит эволюция этого образа-его
жизнь в отдельных сюжетных воплощениях. Изменчивость и гибкость сюжета
гарантируют его устойчивость, ведь то, что теряет способность изменяться,
застывает и умирает. литературный образ сумасшедшего, меняясь на протяжении
веков, поддаваясь влиянию факторов окружающей среды, в большинстве случаев
несет, как это ни парадоксально, неизменное послание о мудрости сумасшедшего,
порой ценой собственной жизни пытающегося открыть истину простым людям.

Фрагмент текста работы:

Глава 1.
Теоретические аспекты исследования

1.1. Рассмотрение образов безумцев в предшествующей литературной
традиции Философ и антиковед Алексей Федорович Лосев считал Диониса последним
воплощением Зевса. Зевс жертвует собой, и в результате этого жертвоприношения
появляется человек. Эпоха Диониса — это эпоха человека.

Из крови Диониса, растерзанного титанами, и из пепла титанов,
уничтоженного молнией Зевса, появляется человек. Возвращение к этой жертве,
разложение и воскресение божества — в мистериях, в оргии и вине вино — это сам
Дионис. Это возвращение невозможно без потери памяти о себе, то есть
бессознательного состояния, безумия. В страстном, орлином дионисийском начале,
в забвении разума, есть источники безумия [4,с.44].

В этом смысле безумие — это не недостаток интеллекта, то есть глупость,
иной, таинственный, мифологический ум, живое переживание мифа, перемещение мифа
в себя. Все эти силы (или демоны — у греков — даймоны) заставляют человека
забыть о себе, подчинить себе свои действия: страх (ужас), любовь, гнев,
ревность — источники безумия. Геракл нападает на своих детей; Медея, убивающая
своих сыновей в припадке ревности; сердитый Ахилл — все это примеры
аффективного безумия. Не случайно слепота может служить здесь распространенной
метафорой: тьма страсти обрушивается на человека, омрачает его разум, и он не видит,
не видит. Но в том же духе — как погружение в безумие — можно рассматривать
Нарцисса, очарованного своим отражением, и Горгону, олицетворение ужаса, взгляд
которой обращает человека в камень, и пение сирен, сводящее безумие, влечет к
самоубийство и который слышит прикрепленный к мачте Одиссея. Миф противостоит
разуму, Логосу, вытесняет человека из себя и / или погружает во тьму, или ведет
к озарению (поэтическое, мистическое озарение у Платона) [12,с.84].

Средние века не утратили
древнюю загадку, а преобразили ее. Карнавал, как дозволенное безумие, имеющее
явные языческие корни, оставался ярким признаком средневековья. Но на рубеже
Новой Эры безумие принимает вселенский масштаб, становится состоянием мира,
свершившимся апокалипсисом, смотрит на нас с картинами Брейгеля и Босха. Мишель
Фуко, автор фундаментального труда «История безумия в классическую эпоху»,
считает, что коренные изменения в отношении к безумию и взглядах на него
произошли в 16 веке (и в целом детище 19 век). «Классический, а через него и
современный опыт безумия нельзя рассматривать как своего рода целостный образ,
который тем самым достиг своей положительной истины: этот образ фрагментарен,
частичен, он по ошибке претендует на исчерпывающий; это скорее набор,
потерянный из-за отсутствия. Трагическое сознание безумия не дремлет, его
скрытое присутствие все еще ощущается под оболочкой критического сознания во
всех его формах — философских и научных, моральных и медицинских. "[4,с.44].

Пережив нашествие «черной
смерти» (эпидемии чумы) и проказы, мир был заражен апокалиптическими образами
безумия и пытался избавиться от них. «Корабль дураков» превратился в плавучий
сумасшедший дом, ссылку и заточение, методы борьбы с безумием (в этом смысле
«Наблюдение и наказание» Фуко продолжает его «Историю безумия»).

Изоляция — это способ
борьбы и исследования. Согласно Фуко, безумие современности и наше
представление о нем — продукт самой психиатрии. Наука изобрела предмет
исследования и ввела его в мир, то есть привила человеку. Другими словами, депрессия
появилась, когда ее изобрели ученые.

Как бы то ни было, между
таинственным экстазом и манией, меланхолией и депрессией, пророком и речью сумасшедшего
— существенная разница, как между метафорой и реальностью, мифом и его
воплощением.

Бытовое безумие и есть
предмет художественного исследования Анны Козловой в ее романе «F20». Это
пример прямого разговора о нынешнем уровне душевного здоровья [11,с.87].

Социальная ложь,
инфантилизм, всеобщее лицемерие, отстаивание выдуманных, искусственных норм (защищающий
их сам никогда не следует) — благодатная среда для расцвета душевных болезней.
Прокаженные, неприкасаемые, прокаженные — а они воспринимают психически больных
— и воспринимают психически больное общество как изгоев и неприкасаемых.
Признание психического отклонения часто означает автоматическое исключение себя
из общества (даже если мы говорим о безобидных отклонениях), потерю семьи,
друзей и работы. Здесь нет времени на тонкости [9,с.87].