Контрольная работа на тему «Серебряный век» русской поэзии: духовная интенсивность, оригинальность художественных решений, многообразие жанров, богатство творческих индивидуальностей

Содержание:

Введение. 3

1.
Духовная интенсивность, оригинальность художественных решений «Серебряного
века» русской поэзии. 5

2.
Многообразие жанров, богатство творческих индивидуальностей «Серебряного века»
русской поэзии. 12

Заключение. 17

Список
литературы.. 18

Введение:

В современных источниках Серебряный век — это период в
истории русской культуры (чаще поэзии), совпавший с эпохой модернизма; он
характеризуется появлением большого количества поэтов, поэтических движений,
проповедующих новую эстетику, отличную от старых идеалов. Н. А. Оцуп установил
сходства и различия между золотым и серебряным веками. Их собрали «из чувства
особой, трагической ответственности за общую судьбу». Но смелое провидение «золотого
века» было заменено в период «всего и всех, кто проглотил революцию» «сознательным
анализом», который сделал творчество «больше — в человеческий рост», «ближе к
автору». Вопрос о хронологических рамках этого явления остается спорным, но
принято рассматривать границы Серебряного века как начало 90 — х годов. XIX век
и конец 20 — х годов. XX век. Этот период отмечен взаимодействием основных
направлений-реализма и модернизма. Рассмотрим русский модернизм, который был
представлен различными литературными движениями: символизмом, акмеизмом и
футуризмом.

Символизм — первое и самое значительное из модернистских
движений в России. И хотя она возникла во Франции, русские поэты искали корни
символизма в русской литературной классике. Они переняли многие традиции
Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тютчева, Фета, Достоевского, Толстого, Полонского.
Непосредственным предшественником символистов был известный поэт, богослов и
критик Владимир Соловьев. Основой его философии является идея единства.
Человечество может достичь всеобщего единства только познав истину. На самом
деле, считал Соловьев, хаос представляет собой «нашу любовь и не позволяет
реализовать ее смысл». Возрождение возможно в сближении с душой мира, Вечной
Женственности. Именно она соединяет естественную жизнь с божественным
существом, земную красоту с небесной истиной. Особую роль в восхождении на
такие высоты ему отводилось искусство («Земное сходство божественного
творчества»).

События рубежа веков во многом определили направление
литературной деятельности «новых» поэтов. Его главной задачей было возрождение
литературы, проведение «огромной работы по переходу и подготовке», понимание
мирового единства через символы, которые передавали тайный смысл и были
ключевыми элементами этого движения.

Цель исследования – изучить «Серебряный век» русской поэзии:
духовная интенсивность, оригинальность художественных решений, многообразие
жанров, богатство творческих индивидуальностей.

Задачи:

— Духовная интенсивность, оригинальность художественных
решений «Серебряного века» русской поэзии.

— Многообразие жанров, богатство творческих
индивидуальностей «Серебряного века» русской поэзии.

Структура работы представлена введением, двумя разделами,
заключением и списком литературы.

Заключение:

Заслуги поэзии Серебряного века очень велики. Поэтам
модернизма удалось сделать главное – совершить литературный «ренессанс»,
русское художественное возрождение. Они открыли совершенно новые пути в
искусстве, освободили его от социальной, политической и других ролей, открыли
разнообразие творческих индивидуальностей, привлекали читателя к сотворчеству.
Назначение модернизма заключается в решении своих внутренних проблем, в поиске
новых форм, новых приёмов и средств самовыражения. Модернизм способен отразить
весь внутренний духовный мир человека, всю сферу его чувств и страстей, его
интимные переживания и мысли.

Развитие традиций Серебряного века продолжается и в наше
время. Одной из «наследниц» является современная поэтесса Белла Ахмадулина,
скончавшаяся совсем недавно. Поэзия для неё – это самооткровение, встреча
внутреннего мира поэта с миром новых и традиционных предметов. Для Ахмадулиной
любая мелочь служила импульсом, открывала фантазию, рождала яркие образы,
становилась одухотворённой и символичной. Она расширяла свою лексику и
синтаксис, обращалась к архаическим элементам речи, переплетая их с современным
языком. Динамика определяла ритм стихов Ахмадулиной.

Таким образом, можно сказать, что поэзия Серебряного века
оказала огромное воздействие на публику, внесла неоценимый вклад в сокровищницу
русской литературы и повлияла на формирование мировоззрений многих современных поэтов
и читателей. Мы поистине должны гордиться культурным наследием эпохи
литературного «ренессанса».

Фрагмент текста работы:

1. Духовная интенсивность, оригинальность
художественных решений «Серебряного века» русской поэзии Серебряный век — особое и уникальное явление в истории
русской литературы. Этот период, столь богатый именами, различными тенденциями
и поисками стиля, стал настоящим открытием для читателей и исследователей эпохи
после перестройки. Однако в период возвращения «слоя» русской литературы,
прежде всего эстетических удовольствий поэзии этой эпохи, ученые игнорировали
духовную сущность художественных явлений. При этом «религиозный вектор» (И.
Есаулов) в изучении русской литературы, предполагающей выявление духовных и
религиозных значений фантастики, быстро возникла в современной русской науке
как целое и эгалитарное направление научных исследований. На сегодняшний день
уже написаны учебники, монографии и многочисленные статьи о Серебряном веке, в
которых даются оценки и интерпретации этой культурной эпохи с духовной и
религиозной точки зрения, общим результатом которых стали выводы о демонизме, «подмене»
и осквернении священных категорий в произведениях многих значимых поэтов. В
результате в наши дни само понятие «поэт Серебряного века» предполагает
оценочную многонациональность: с точки зрения эстетики — высшую степень
художественного качества, с точки зрения духовного и религиозного-сомнительную «репутацию».

Между тем теперь, кажется, вопрос не о «спуске по замещающей
лестнице» [1] как о неизбежном духовном исходе демонизма, а о способности поэта
Серебряного века «быть верным» [7], сохранить «семя глубокой и полной веры» (О.
Мандельштам). В противном случае необходимо будет установить радикальное
изменение основных парадигм русской культуры в XX веке и отказ от ее
религиозного призвания. Именно об этом Вик пишет в конце XX века. Ерофеев,
убежденный, что русская литература отказалась от своего «гиперморализма», а
также отменила «надежду» и «спасение» [1] однако его желание посадить «в
литературе» русские «злые цветы» вызвало законное возмущение ряда современных
писателей и критиков (О. Павлов, П. Банский, А. Варламов). Именно поэтому нынешние
дебаты о поэзии Серебряного века можно воспринимать в соответствии с продолжающимися
полемиками о миссии и призвании русской литературы, о сохранении ее «православной
духовности» в XX веке (И. А. Есаулов).

Однако, согласно справедливому выводу, Н. П. Саблина, «требуется
не только признание христианского субстрата русской культуры, но и
соответствующая методология исследования» [9] споры и недоразумения в научном
сообществе часто возникают именно в связи с различием в методологических
установках и подходах. Действительно, основные принципы христианской онтологии,
аксиологии, эпистемологии и антропологии, столь важные для отечественной
литературной традиции, во многом принципиально отличаются от своих философских
аналогов, ранее служивших методологической основой для научного изучения
произведения искусства. Так, духовность в христианстве традиционно понимается как
невидимая связь между человеком и Богом, укрепленная в вере и возможная
благодаря тому, что у человека бессмертная душа. Духовность подразумевает
влечение человека к доброте, красоте, «способность преследовать самые высокие и
бескорыстные принципы и абсолютную истину» [2], изображенную в лице
Бога-человека Христа и мистической идеи божественной Троицы. Для христианского
сознания каждый человек духовен самим фактом своего творения в образе и в
подобии Бога, поэтому духовность признается выражением сущности человека в
человеке, смысл которого – «обрести Святого Духа» (святой Серафим Саровский).
Согласно одному из принципов христианской антропологии, подразумевающему
трихотомическую структуру человека (Дух-Душа-Тело), «Дух в человеческой природе
более согласуется с индивидом» [6].

Духовность — это «естественное» качество поэзии: «чтобы
доставить чистый воздух горного мира, дается молитва. И молитва наставляет
поэзию быть вашей помощью. Поэзия — это чудо, это поиск и поиск высшей жизни,
доступной человеку», — писал архиепископ Джон Сан-Франциско [2]. Каждый поэт
строит свои отношения с Богом и музой, а также свою творческую и жизненную
судьбу и, в конечном счете, свой духовный путь, во многом зависят от этого.
Источники сложности и Драма духовного пути крупных поэтов эпохи серебряного M.
M. Дунаев, следуя за С. Н. Булгаков видит в «воззвании эстетики и ее категорий
выше этики», в переводе с внутреннего поиска человека «на язык исключительно
эстетический», в замене духовный душа [9] «Перекодирование понятий
святоотеческой мифов отдельных авторов, о них самих» [4] — общей чертой
культуры эпохи модернизма. Многие философы и поэты рубежа веков были объявлены пророками
своими современниками, поэтому «жизнь, тело и идеи творцов: пророки» предстают
как универсально значимый «философский текст» [4] (можно добавить «литературный
текст». — О. Б.) того времени.

В поэзии Серебряного века «корреляция творчества с бытием
души» [5] становится центральной темой, объясняемой как в поэтическом
творчестве, так и в теоретических произведениях, особенно в мире русской
символики. Символизм и его поэты вызывают наибольшую «критику» в духовном
аспекте, в то время как духовное состояние самого значительного поэта
Серебряного века А. Началась в 1918 году полемика Бердяева с петербургским
священником о духовной сущности личности и поэзии А. Блок продолжается и
сегодня, и, как и девяносто лет назад, сегодня возникает необходимость выйти «в
защиту Блока». Методологическим посланием исследования станет основной символ
христианской антропологии-сердце, и его художественное воплощение в лирике.

В христианской антропологии «сердце и душа» иерархически
структурированы, хотя в народном менталитете, отраженном в языке, они иногда
заменяют друг друга. «Сердце» понимается как эмоциональный центр, к которому
принадлежит иерархическое первенство в структуре души. Сердце в своем
первоначальном библейском значении является органом знания, потому что «ум
коренится и сосредоточен на сердце, поскольку личность имеет один внутренний
центр» [6]. С. Юркевич писал, что «священные писатели знали о высоком значении
головы в духовной жизни человека; однако центр этой жизни они видели в сердце»
[8].

В поэзии Серебряного века, где каждый поэт создал миф о себе
как о особом творческом человеке, образ сердца интерпретируется, в первую
очередь, как сердце поэта. В этом смысле поэзия Серебряного века унаследовала
то, что А. С. Пушкина в «Пророке» — парадигму поэта — пророка, основанную на
преобразовании сердца как главного органа поэтического знания. Результатом
такой трансформации является совершенно иная цель жизни, поэт находит истинный
путь как исполнение Божьей воли – «сжечь глаголом сердца людей», что в русской
культуре признавалось высшей духовной судьбой литературы. Для Пушкина
пророчество не было онтологическим свойством поэта, но обретало Божью благодать,
при этом «расширяя религиозную духовность до светского творчества» [7] не
искажая его священного значения.

Поэма А. Блока «Второе крещение», программная для второго
тома «Трилогии воплощения», сопоставима с Пушкинским «Пророком» по акту
обратного превращения поэта, происходящему в нем: «и гордость нового крещения /
сердце мое превратилось в лед» [4]. Сказочный намек, ведущий к «Снежной
Королеве» Андерсена, только подчеркивает духовную сущность второй,
демонической, по п. п. Флоренскому [2] – «крещение». Однако сложность позиции
автора заключается в том, что его лирический герой встречает этого «снежного»,
а в «Фаина» — «боевое крещение», которое было исполнено в духе Ницше, хотя и
обещает ему «мучения» и «смерть»: «но посмотрите, как счастливо сердце …» [4].
Однако, А. Блок в полной мере осознавал их демонизм и «предательства» и
переживал их как творческую и жизненную драму, поэтому такая «трансформация»
грозит превратиться в «третье крещение» — духовную смерть: «смерть будет третьим
крещением» [4].

Так, вместо «горящего огнем угля» в груди поэта — сердце
превратилось в лед, а вместо «перекрестка» — образ «перекрестка», столь точно
найденный Блоком в названии одного из его циклов (разница существенная:
перекресток предполагает выбор пути, а перекресток его потери). «Шестикрылый
серафим» заменяет ожидание блока Софии, которая, хотя и сохранила свои
священные черты, стала «эстетическим наполнителем бездны» [8], сформировавшийся
в сознании того времени, считавший, что «Бог умер». Но это не делает блока «дьявольским
художником-демиургом», то есть «извращенно извращенным мессией», эстетизирующим
зло, безнравственность, эротизм, как поэт «высокопоставленного символизма»,
который характеризует Ханзен-Леве [6]

О Н. Бердяев справедливо утверждал, что «видение поэтом мира
демонов служит для обнаружения света» [3] но такое — апофатическое знание —
всегда происходит «ценой потери части души», как признавался сам А. «Смерть
моей печальной души» в сериале «страшный мир» привела к появлению образа
мертвого сердца: «Сердце-нарисованный мертвец» [4], а также к причине потери
сердца: «где сердце? – «Бросили в бассейн» [4]. В лирическом сознании блока блаженным
сознанием остается стремление к «духовной жажде», всегда необычайно сильное в
нем, желание служить «добру и свету», «вытеснить гуманизацию», то есть вернуть
человека в его личное духовное состояние.

То «тайное тепло» Пушкина, которое М. Цветаева наблюдала в
блоке [7], «возрождает» «превратившееся в лед» сердце своего героя-поэта,
несмотря на все" слезы, разрывы и крайности " [9], неизбежное для
трагического отношения. В цикле «на Куликовом поле» символизация русского и
татарского принципов осуществляется по мифу о сосуществовании европейских и
азиатских принципов в душе (сердце) русского человека. Однако мифопоэтическая
форма художественной мысли не препятствует христианской символике собственно
образов. Наблюдения С. П. Илиев, в название цикла, который содержит инвестиции
поэтический, «В поле» Куликов, с акцентом на слово «поле», он делает косвенную
ссылку на знаменитое высказывание Ф. М. Достоевский Роман «Братья Карамазовы»: «Здесь
дьявол борется с Богом, а поле битвы-сердца людей» [3].

Итак, «поле» образует смысловую параллель с «сердцем», в
которой «битва» происходит как отражение «вечной битвы». Блок предлагает два
возможных исхода этой «битвы», которая включала два образа сердца: «плачущее
сердце», которое не могло «жить в мире», из которого «течет кровь» и «разорванное
сердце». В «плачущем» сердце суровая «вечная битва», в «разорванном сердце»
исход битвы предрешен: «и падают светлые мысли, / сгорают темным огнем!». Но в
конце цикла снова появляется образ сердца, которое не может жить в мире, и
отчаявшийся человек поворачивается к тою, чье «лицо не загорается вечно», не
случайно цикл заканчивается призывом к молитве: «теперь пришло его время: —
молись!» Однако здесь, как и во многих стихах А. Блока, именно из — за его
символической универсальности возникает загадка: «молитесь, чтобы быть верным,
чтобы быть» всегда светлым [4] — вот что думает Г. Федотов. Но это может быть
молитва перед смертью, следовательно, «третье крещение» и для души поэта и
России (ведь «наш путь»), чей «сундук» (сердце — Обь) пронзена «стрелой древней
татарской воли». Так рождается чувство «эпического сообщества с национальным
историческим целым» [8] в его трагических противоречиях.

«Разве это не предчувствие восстания в будущем, в октябре
1917 года?» [5] спрашивает Г. П. Федотов, обращая внимание на стихотворение «Двенадцать»
как на неизбежное продолжение темы борьбы за «сердца людей». До сих пор
окончание стихотворения «двенадцать» вызвало горячие споры среди ученых и
философов, потому что интерпретация исхода духовного пути блока зависит от его
интерпретации [4]. «Предел и конец демона Блока» называет стихотворение относительно.
П. Флоренский. Эту точку зрения, с той или иной оговоркой, не затрагивающей
сути самого утверждения, придерживается ряд известных современных ученых (М.
Дунаев, В. Вейдле, И. Есаулов). Однако другие (Ф. Степун, Д. Магомедова, В.
Мусатов) связывают появление Христа в конце стихотворения с продвижением блока
к «добру и свету» и, в конечном счете, к поиску Бога, несмотря на все известные
сомнения дневниковых записей и отказ поэта.

«Падение политика», конечно, «enlodada и подвергается» очень
много в этом стихотворении, о котором его автор писал с нетерпением в записке «О
двенадцати» (1 апреля 1920), но «не убила смысл поэмы» [5]. В конце стихотворения
подчеркивает важность сделанного выбора. «Он был связан с революцией стихией
народного восстания «с Богом или против него», в котором блок чувствовал нечто
глубоко связанное с собственным духовным максимализмом, религиозным восстанием,
«попиранием святых святынь» [1] — правильно писал В. Жирмунский в 1921 году.
Однако автор-поэт и восставшие герои стихотворения «двенадцать» ограничены
именно тем духовным результатом, который получает «вечная битва» в сердце
человека.

В сердцах тех двенадцати, идущих вдаль «без имени святого»,
битва проиграна, «светлые мысли» и «благочестие» сожжены «темным огнем». Но
пророческий дар автора-поэта, его «безумное стремление к святыням» (И.
Анненский) требовал «Христа»: «но все-таки Христа Я никому не дам» [5], потому
что образ Христа в конце стихотворения был «вечно светлым». Так он осознал тот «подвиг
души», о котором мечтал блок в начале своей карьеры: «я чувствую подвиг души в
будущем». В поэме «Двенадцать» поэт пророчески восстанавливает свое видение в «холоде
и тьме грядущих лет» Иисуса Христа как единственного источника истинного добра,
красоты и истины и как единственного варианта, который, преодолев свои «слезы,
разрывы и концы», в конечном счете, своей истории и России призван сделать
духовный путь. А. Блок, самый полный поэт Серебряного века, самый трагический
поэт того времени, еще раз доказал своим творчеством, что, какие бы новые,
модернистские формы ни принимала русская поэзия и какие бы духовные искажения
она ни принимала, она непременно вернется на свой высший уровень. религиозное
призвание.