Контрольная работа на тему Антимонопольное право

Содержание:

Введение………………………………………………………………………….2
1. Особенности административной и арбитражной практики в области антимонопольного права………………………………………………………..3
2. Понятие и признаки недобросовестной конкуренции……………………….9
3. Правовое положение государственных органов, регламентирующих деятельность субъектов естественных монополий. Методы регулирования деятельности субъектов естественных монополий……………………………12
Заключение………………………………………………………………………15
Список использованной литературы…………………………………………16

Введение:

Конвергенция обусловленных экономическими реалиями специальных задач антимонопольного регулирования в Новейшее время и целей административного права, к которым относятся прежде всего достижение эффективного государственного управления и защита прав граждан от неправомерного поведения администрации, и сформировала современные юридические институты антимонопольного правового регулирования .
Защита прав неопределенного круга лиц — предпринимателей, иных граждан, выступающих невластными субъектами антимонопольного контроля, является, таким образом, одним из императивов правовой системы регулирования конкурентных отношений, в том числе как один из публичных интересов наряду с обеспечением эффективности конкурентного регулирования и антимонопольного контроля. Решение этой задачи позволяет также минимизировать ошибки и злоупотребления в контрольной деятельности.
Для этой цели применяются различные правовые средства, в том числе формируются принципы правового регулирования.
Они позволяют применять букву закона в едином духе, способствуют единообразию правоприменения, обеспечивают правовую стабильность.

Заключение:

На основе проведенного анализа содержания норм законодательства, регулирующих деятельность субъектов естественных монополий, можно предпринять попытку сделать некоторые выводы.
Наиболее значимое регулирующее воздействие на деятельность субъектов естественных монополий оказывают нормы Федерального закона от 17 августа 1995 г. N 147-ФЗ «О естественных монополиях». При этом дефиниция «субъект естественной монополии» (ст. 3 ЗоЕМ) практически не содержит необходимых отличительных признаков. Кроме того, сформированная в нормах Федерального закона от 26 июля 2006 г. N 135-ФЗ «О защите конкуренции» система запретов и дозволений применительно к деятельности субъектов естественных монополий представляется фрагментарной и неконкретной.
Из содержания недавно принятых редакций ст. 9.21 и 14.31 КоАП РФ представляются не вполне обоснованными установленные законодателем различия в оценках правонарушений (злоупотреблений доминирующим положением), которые могут быть допущены субъектами естественных монополий.
Так, ст. 9.21 КоАП устанавливает запрет на создание субъектом естественных монополий препятствий для потребителей на подключение или присоединение их к магистральным нефте- и продуктопроводам, газораспределительным и тепловым сетям, а также к электрическим, централизованным сетям водоснабжения (горячего и холодного) и системам водоотведения.
Однако более значимой для регулирования деятельности субъектов естественных монополий (в целом) все же представляется содержание части второй ст. 14.31 КоАП, которая предусматривает административную ответственность по более широкому кругу субъектов — по всем прочим видам естественно-монопольной деятельности (за исключением видов деятельности, предусмотренных ст. 9.21 КоАП РФ).

Фрагмент текста работы:

Особенности административной и арбитражной практики в области антимонопольного права
Еще крупнейший российский исследователь конкурентного права О.А. Жидков писал о так называемых каучуковых конструкциях и нормах антимонопольного законодательства зарубежных капиталистических государств , в известной степени этот тезис применим к конкурентному праву и многих других стран, в том числе и к российскому .
Еще одним средством следует считать развитые правовые процедуры. Непротиворечивость и единообразное употребление законодательных понятий также следует отнести к таким средствам.
Здесь же следует сказать о необходимости определения в законодательстве ясных и понятных пределов усмотрения контролирующих органов, в том числе посредством указания случаев, когда орган должен действовать в соответствии с прямым указанием закона, а когда — по усмотрению в рамках так называемых дискретных полномочий.
При этом такая дискреция должна обязательно балансироваться обязанностью контролирующего органа действовать в соответствии с императивными принципами и в рамках установленных процедур.
В настоящей статье хотелось бы подробнее остановиться на проблеме двух из указанных правовых средств — непротиворечивости терминологического аппарата антимонопольного законодательства и закреплении в законе состава нарушения антимонопольного законодательства.
Терминологическая путаница связана с регламентацией института предупреждения нарушений антимонопольного законодательства.
Еще недавно, до изменений последних лет, после выявления признаков нарушения такого законодательства антимонопольный орган обязан был в любом случае возбудить дело и рассмотреть его в рамках специальной процедуры, установленной гл. 9 Закона о конкуренции .
Двойственность толкования понятия «признаки нарушения» нашла отражение не только в конкретных судебных делах, но также и в Обзоре судебной практики Верховного Суда РФ по антимонопольным спорам . В этом Обзоре Верховный Суд РФ применительно к процедурам проведения проверок и акту проверки использует понятие «признаки нарушения» в традиционном понимании, т.е. лишь как предположение о нарушении (п. 1), в то время как применительно к основанию выдачи предупреждения (п. 3) — дает признакам несколько иную интерпретацию.
Во втором случае позиция ВС РФ выглядит несколько неоднозначной. С одной стороны, ВС РФ прямо не называет признаки нарушения фактом нарушения, более того, кажется, что ВС РФ разделяет эти понятия: «Предупреждение выносится при обнаружении лишь признаков правонарушения, а не его факта (часть 2 статьи 39.1 Закона о защите конкуренции)». Однако при обращении к иным положениям рассматриваемого п. 3 Обзора, а также к основной его позиции, которая заключается в возможности оспаривания предупреждений, можно сделать вывод, что ВС РФ скорее косвенно интерпретирует здесь признаки в значении свершившегося нарушения, а не предположения о нем.
Во-первых, далее в п. 3 Обзора приводится указание на содержание того, что в конкретном деле, попавшем в Обзор, выступает признаками: «Такими признаками в рассматриваемом деле являются признание общества занимающим доминирующее положение на товарном рынке… и факт отказа общества заключать договор по транспортировке твердых бытовых отходов», т.е. обращается внимание не только на доминирование, что может привести к нарушению лишь в потенции, а не в реальности, но и на отказ от договора, что уже есть нарушение. То есть фактически указывается на объективную сторону нарушения антимонопольного законодательства в виде злоупотребления доминирующим положением в виде отказа от заключения договора доминирующим субъектом.
Во-вторых, п. 3 Обзора цитирует те положения Закона о конкуренции, которые не только устанавливают основания для выдачи предупреждения, но и свидетельствуют в пользу того, что предупреждение можно выдать только при наличии фактического нарушения законодательства: «В силу частей 4, 5 и 6 статьи 39.1 Закона о защите конкуренции предупреждение антимонопольного органа должно содержать: выводы о наличии оснований для его выдачи; нормы антимонопольного законодательства, которые нарушены действиями (бездействием) лица, которому выдается предупреждение…» То есть, как мы видим, Закон применительно к признакам нарушения прямо использует выражение: «нормы, которые нарушены», не возможно нарушены, а нарушены, т.е. признаки приравниваются здесь к нарушению антимонопольного законодательства. И ВС РФ, цитируя данное положение Закона о конкуренции, фактически это признает.
Наконец, в-третьих, сама главная правовая позиция ВС РФ о том, что предупреждение, вынесенное на основании так называемых признаков, подлежит оспариванию , также свидетельствует косвенно в пользу того, что такие признаки понимаются скорее как факт нарушения, чем лишь некое предположение нарушения, в отличие от признаков нарушения, выявленных в ходе процедуры проверки. И, в частности, поэтому акт проверки не подлежит оспариванию (п. 1 Обзора), а предупреждение подлежит (п. 3 Обзора).
Согласно п. 3 Обзора «указанное предупреждение отвечает признакам ненормативного правового акта, установленным в части 1 статьи 198 АПК РФ, поскольку принято уполномоченным государственным органом на основании статей 22 и 39.1 Закона о защите конкуренции в отношении конкретного хозяйствующего субъекта и содержит властное предписание, возлагающее на общество обязанность и влияющее тем самым на права хозяйствующего субъекта в сфере предпринимательской деятельности» . И здесь опять ВС РФ, говоря об основаниях принятия предупреждения, ссылается на ст. 39.1, в которой, как мы видели, прямо говорится о «нормах, которые нарушены», а не возможно нарушены.
Кроме того, как представляется, обязательное требование, которое составляет основное содержание предупреждения, не может выдвигаться лишь на основании догадок, предположений. Фактически ФАС России признал нарушение, хотя формально назвал это признаками, а признав нарушение, выдал предупреждение, т.е. фактически выдвинул обязательное требование хозяйствующему субъекту изменить его рыночное поведение, которое признано неправомерным, чего не могло бы быть, если бы речь шла всего лишь о предположении о нарушении. Если отказ от договора есть лишь возможное нарушение, как можно требовать в обязательном порядке договор заключить? Даже и рекомендовать-то нельзя, если в таком отказе не выявлено нарушение, ведь речь идет лишь о признаках, предположениях.
С учетом изложенного представляется, что применительно к регулированию отношений, связанных с выдачей предупреждений, несмотря на формальное различение Законом о конкуренции понятий «признаки» и «факт нарушения антимонопольного законодательства», Верховный Суд РФ в рассмотренном п. 3 Обзора тем не менее косвенно признает иное содержание понятия «признаки нарушения антимонопольного законодательства», нежели в части проведения проверок, придавая тем самым таким признакам значение по сути свершившегося нарушения антимонопольного законодательства, а не лишь предположения о нем.
Нельзя не отметить в связи с этим серьезную проблему, вытекающую из соотношения традиционного понимания акта проверки, фиксирующего лишь признаки нарушения (в значении: предположение нарушения — еще не факт нарушения), и предупреждения как акта, фактически фиксирующего факт нарушения на основе признаков нарушения. Напомним, что предупреждение выдается только по некоторым видам нарушений антимонопольного законодательства. По остальным необходимо применять традиционную процедуру, где признаки — это только признаки, а нарушение — это нарушение. В этом, втором, случае акт проверки, если проверка предшествует делу о нарушении законодательства, действительно фиксирует лишь признаки нарушения. Комиссия может впоследствии признать факт отсутствия нарушения. В случае же, когда акт проверки фиксирует признаки нарушения, по которому антимонопольный орган выдает предупреждение без возбуждения дела, фактически акт проверки становится правовым основанием выдачи предупреждения, аналогом решения о нарушении антимонопольного законодательства.
Еще одна проблема, вытекающая из несовершенства регламентации института предупреждения, негативно влияющая на защиту прав предпринимателей и иных подконтрольных лиц, связана с отсутствием процессуальной регламентации упрощенного порядка рассмотрения административного дела, по итогам которого ФАС России выносит предупреждение. В отличие от процедуры рассмотрения дела о нарушении антимонопольного законодательства процедуру выявления признаков нарушения для целей выдачи предупреждения закон не устанавливает. Регламентация перенесена в подзаконный формат . При этом разработанный и принятый ФАС России Порядок выдачи предупреждения также не содержит процедур и гарантий, аналогичных тем, что установлены законом в рамках процесса рассмотрения дела о нарушении антимонопольного законодательства.
Отсутствие понятия «состав антимонопольного правонарушения» влечет, как следствие, отсутствие обязанности юрисдикционного органа доказывать все его элементы, что, в свою очередь, нередко приводит к применению мер принуждения к фактически невиновным лицам.
Нет в России также и иных общих системных законодательных актов, которые бы формировали общие основы административной деятельности для всех органов власти, в том числе устанавливали бы административно-правовые принципы, основы процедур, понятие состава нарушения отраслевого законодательства и его элементов. В связи с этим пока такое законодательство не принято, в целях повышения эффективности управления и уровня гарантий подконтрольных субъектов разработка и внедрение указанных и иных правовых институтов, гарантий должны осуществляться в отраслевом, в том числе антимонопольном, законодательстве. Без реализации этой задачи уровень правовых гарантий субъектов антимонопольного права трудно будет считать удовлетворительным.