Эссе на тему Проблема вины в «Царе Эдипе» Софокла

Содержание:

Введение:

Заключение:

Фрагмент текста работы:

Основой трагедии
Софокла выступает миф о Царе Эдипе. Однако автор не ограничивается пересказом
наполняющих миф сюжетов, а пронизывает его тончайшей психологией, и смысл трагедии
заключается уже не в роке, а в противостоянии человека судьбе. Это настоящая
драма, наполненная внутренними конфликтами, демонстрацией глубоких человеческих
чувств, а в произведении ощущается психологизм.

Софокл не строит свое произведение, ставя во главу
угла описание исключительно роковой невезучести главного героя. На первый план
он выносит внутренние переживания человека, таким образом, обращая
мифологический сюжет в глубокую философскую драму. А представление о судьбе,
роке, фатуме, с одной стороны, и жизни конкретного человека, его личной
ответственности и вине, с другой, переплетаются в единое целое [О
многозначности понятия судьбы см., например, 2].

Традиционное
толкование «Царя Эдипа» чаще всего связывает эту трагедию с представлением о
власти рока, представлении о которой, действительно, характерно для
классической древности. Между тем все удивительные совпадения, в которых мы
можем видеть действия рока, в огромной степени являются нововведением в миф,
принадлежащим самому Софоклу, составляющих суть сюжета трагедии.

Царь города Фивы, Лай узнает от оракула, что его будущий
сын убьет его и женится на своей матери – царице Иокастре. Чтобы предотвратить
это, Лай отдает приказ пастуху отнести новорожденного в горы на погибель.
Однако тот отдает мальчика бездетному коринфийскому царю Полибу.

Через некоторое время, когда мальчик уже выростает, он
узнает, что является приемным. Тогда он отправляется к оракулу, чтобы узнать
правду, и слышит слова: «Чей бы ты ни был сын, тебе суждено убить своего отца и
жениться на собственной матери» [3]. Тогда он в ужасе покидает Коринф. На
перекрестке он встречает колесницу, в которой старик подгоняет лошадей хлыстом.
За полученный случайный удар хлыстом Эдип бьет старика посохом, и тот замертво падает.
Эдип доходит до города Фивы, у которого видит Сфинкса и с легкостью отгадывает
его загадку. Фиванцы делают его королем и женят на царице Иокастре.

Через некоторое время на город обрушается чума. Оракул
предсказывает, что спасти город можно, найдя убийцу царя Лая. Эдип в итоге
находит убийцу, то есть себя самого. В финале трагедии его мать вешается, а сам
герой выкалывает себе глаза.

Все шаги Эдипа разумны и логичны, если он
хочет знать правду о своем происхождении. Все они свидетельствуют о его главном
стремлении — достижении истины. Если все действия Эдипа приводят его совсем к
иному финалу, то не потому, что так предопределено судьбой, а потому, что
человеческое знание ограничено и подчиняется другим законам. Придя к финалу
своих поисков, Эдип восклицает: «Увы, все стало ясно!» [3]. Таким образом,
трагизм здесь заключается не в предзаданности его судьбы, а в стремлении к
истине, к знанию.

Но еще более интересным является другой
факт. Когда невольные преступления Эдипа раскрываются, он обвиняет в них не
некий таинственный рок, а себя самого, называя себя не просто несчастным, а
негодным и нечестивым.

С точки зрения современной морали, все
это покажется странным: разве можно винить человека в преступлениях,
совершенных по неведению? Между тем древние греки еще с гомеровских времен судят
действия героев не по их субъективным намерениям, а по объективному результату.
С этой точки зрения, поступки Эдипа, несомненно, являются тягчайшим
преступлением перед вечными нравственными устоями. Эдип не снимает с себя вины,
а вершит наказание сам над собой. Эта объективная ответственность при
субъективной невиновности снова позволяет говорить о нормативности его образа,
которая состоит, разумеется, не в его преступлениях, а в решимости отвечать за
них перед богами и людьми, нести персональную ответственность.

Таким образом, основной идеей в трагедии Софокла
является то, что человек при любых обстоятельствах должен сам отвечать за свои
поступки.

При внешней победе судьбы, внутренне Эдип остается
свободным; скорби и муки очищают его. Он выступает в качестве своеобразного выразителя
духовного начала, нравственности. Зритель видит его духовную силу и ощущает его
невиновность, хотя в трагедии об этом практически ничего не говорится. И, таким
образом, Эдип одновременно оказывается и жертвой, и победителем Фатума.

Эдип не колеблется и не сомневается перед принятием
решений, поступает четко в соответствии с принятой моралью. Вместе с тем эта
принципиальность – тоже дар судьбы, которой определен ход вещей. Можно сказать,
что она наградила героя добродетелью, проявляя некую высшую, недоступную для
людей, справедливость.

Смысл трагедии представляется двойственным. С одной
стороны, Эдип — самый несчастный человек, принявший удар судьбы. Жизнь его
поменялась кардинальным образом: из полного счастья в несчастье. Его изгоняют
из собственного города. Он теряет собственную жену и мать. Его дети — плод
инцеста. Жизнь представляется ужасной.

С другой стороны, парадоксальным образом Эдип в финале
трагедии торжествует. Он добивается получения истины, спасает город от чумы, обретает
самое важное для него — знание, пусть ценой страданий, ценой потери
собственного зрения.

В этой двойственности — литературный и философский
смысл трагедии, поразительной ее стройности на всех уровнях, от сюжетного до
словесного. В этом же залог ее величия, сохранившегося в течение веков.

Так или иначе, «Царь Эдип» воплощает основной смысл и
основной посыл греческой трагедии. Это, прежде всего, интеллектуальный опыт,
который соотнесен с опытом самого разного свойства, от религиозного и
литературного до политического. И чем теснее эти разные смыслы влияют друг на
друга, тем удачнее и важнее ее смысл и тем сильнее ее эффект.

В «Поэтике» великого античного философа Аристотеля явно
утверждается мысль о том, что лучший греческий трагик — это Софокл, а лучшая
греческая трагедия из всех на тот момент известных греческих трагедий — это
«Царь Эдип». Аристотель заявляет, что греческая трагедия — это трагедия двух
эмоций, страха и сострадания, и замечает о «Царе Эдипе», что всякий, кто
прочтет оттуда хотя бы строчку, одновременно будет и страшиться того, что
произошло с героем, и сострадать ему.

Аристотель оказался прав: вопросу о смысле этой
трагедии, о том, каким образом мы должны воспринимать главного героя, виноват
Эдип или же стоит считать его невиновным, сославшись на действие судьбы,
уделили внимание многие исследователи [например, 1,4]. Так, встречаются точки
зрения, что Эдип виноват, некоторые утверждают, что Эдип не виноват, другие, что
Эдип, конечно, виноват, но невольно.

Наиболее известной стала концепция Зигмунда Фрейда,
который, обосновывая представление об одноименном психологическом комплексе,
тоже посвятил «Царю Эдипу» немало страниц. З. Фрейд называет эту трагедию
образцовым примером психоанализа, поскольку психоаналитик и пациент в ней
совпадают: Эдип выступает и в роли врача, и в роли больного, поскольку
анализирует сам себя. Фрейд писал о том, что в этой трагедии начало всего —
религии, искусства, морали, литературы, истории, что это трагедия на все времена.

Тем не менее, эта трагедия, как и все другие
древнегреческие трагедии, ставилась в конкретное время и в конкретном месте.
Вечные проблемы — искусства, морали, литературы, истории, религии и всего
прочего — соотносились в ней с конкретным временем и конкретными событиями.
Формировать же представление о нравственности тех или иных поступков героев, об
их душевных переживаниях и чувствах мы можем, исключительно основываясь на
понимании их духовного мира с учетом специфики исторического времени.