Дипломная работа (ВКР) — бакалавр, специалист на тему Антиномия свой/чужой в творчестве Ф.М. Достоевского

Содержание:

ВВЕДЕНИЕ. 3

ГЛАВА 1. ПРОБЛЕМА «СВОЕГО» И «ЧУЖОГО»
В ЛИТЕРАТУРЕ. 7

1.1. Антиномия в художественной
литературе. 7

1.2. Антиномия «свой/чужой»: общие
черты в литературе. 21

1.3. Составляющие антиномии
«свой/чужой» в литературных произведениях  25

ГЛАВА 2. ИССЛЕДОВАНИЕ ПРОБЛЕМЫ
«СВОЕГО» И «ЧУЖОГО» В ТВОРЧЕСТВЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО.. 31

2.1. Творчество Ф.М. Достоевского в
контексте литературного процесса. 31

2.2. «Свое» и «чужое» в нарративе:
проблема Другого в творчестве Ф.М. Достоевского  45

2.3. Характерные черты антиномия «свой/чужой»
в произведениях «Бедные люди», «Двойник» и «Униженные и оскорбленные». 54

ГЛАВА 3. ИССЛЕДОВАНИЕ ПРОБЛЕМЫ
«СВОЕГО» И «ЧУЖОГО» В РОМАНЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ». 75

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 91

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.. 94

Введение:

Специфика нарративных стратегий
Ф.М. Достоевского в значительной степени обусловлена поиском решения проблемы другого
и связанными с этим поиском процессами дифференциации и отождествления своего
и чужого, которые были важны для него и как для художника, и как для мыслителя,
и как для публициста. Характерная для писателя установка на восстановление целостности,
преодоление раздвоенности предполагала, в частности, стремление заново определить
границу между чужим и своим.

В литературной критике и философской
публицистике XIX в. активно обсуждался вопрос о виртуальной природе русского человека,
живущего воображением и обычно представляющего себя кем-то другим. Пожалуй, не будет
преувеличением, если сказать, что проблема идентичности для русской культуры XIX
в. имела особую актуальность. Симпатия к чужому, недоверие к своему и уверенность
в превосходстве чужого над своим, сформировавшиеся у образованного сословия еще
в XVШ в., процесс постоянного отчуждения своего и присвоения чужого, самоуничижение
как форма самоотчуждения — все эти особенности русской культуры чрезвычайно важны
для понимания основной проблематики творчества любого русского писателя XIX в.,
а особенно Достоевского.

На актуальность проблемы другого
для Достоевского указывали многие исследователи. По мнению К.А. Баршта, у Достоевского
в процессе творческой работы большую роль играла нейтрализация чужих значений, т.е.
превращение чужого в свое. Л.П. Ельницкая отмечает в «Записках из подполья» своеобразную
диалектику своего и чужого: «Антигерой живет в пространстве игры со словом. Он как
будто одновременно исполняет две роли: себя и Другого, занимающего противоположную
позицию». Для многих персонажей его произведений характерен страх перед другим,
связанный, с одной стороны, с недостаточной социализацией, с другой стороны, с угрозой
утраты своей индивидуальности и необходимостью самоутверждения. Определенную специфику
данной проблеме придает характерная для Достоевского тема непредсказуемости другого.
По наблюдению А.К. Жолковского, «излюбленным сюжетным ходом в романах Достоевского
является провал планов рационалиста-манипулятора, высокомерно проигнорировавшего
человеческую непредсказуемость «Другого», как правило, — своего более рядового партнера…»

Поиск своего для многих писателей
определялся метаниями между констатацией утраты идентичности и стремлением найти
в восприимчивости (т.е. растворении в чужом) высший смысл и свидетельство своего
превосходства над другими. В том или ином виде эта дилемма отразилась в произведениях
П.Я. Чаадаева, С.П. Шевырева, А.А. Григорьева, Ф.М. Достоевского.

Представление о способности
человека быть кем-то другим связано со сложным этическим аспектом проблемы освоения
чужого и теми механизмами художественной культуры, которые предполагают виртуальную
самоидентификацию (как для автора, так и для читателя) — особого рода лицедейство
или притворство. В то же время способность представить себя другим, войти в чужую
культуру как в свою собственную означает способность к эмпатии — качество, к которому
стремятся многие художники.

Однако граница между своим
и чужим не должна пониматься как определенная, пусть и воображаемая разделительная
черта, ибо ее актуализация связана с процессами разграничения и упразднения границ.

В настоящей работе был предпринят
анализ проблемы «своего» и «чужого» в поэтике Ф.М. Достоевского на материале «Бедные
люди» и «Униженные и оскорбленные».

Объектом исследования выступили
произведения Ф.М. Достоевского «Бедные люди» и «Униженные и оскорбленные».

Предмет исследования составили
антиномии «свой/чужой» в поэтике Ф.М. Достоевского.

Цель дипломной работы состоит
в том, чтобы выявить особенности проблемы «своего» и «чужого» в нарративных стратегиях
Ф.М. Достоевского.

Для достижения поставленной
цели необходимо решить следующие задачи:

— рассмотреть антиномию в
художественной литературе;

— изучить общие черты антиномии
«свой/чужой» в литературе;

— рассмотреть составляющие
антиномии «свой/чужой» в литературных произведениях;

— раскрыть творчество Ф.М.
Достоевского в контексте литературного процесса;

— проанализировать «свое»
и «чужое» в нарративе Ф.М. Достоевского;

— выявить характерные черты
антиномия «свой/чужой» в произведениях «Бедные люди», «Двойник» и «Униженные и оскорбленные».

Методы исследования. В своём
исследовании мы опираемся на достижении таких научных методов как: структурно-аналитический,
структурно-типологический, сравнительно-сопоставительный, историко-сопоставительный,
герменевтический, а также применяем такие методологические приёмы как: анализ и
обобщение, классификация, систематизация.

Методологической базой исследования
послужили идеи и концепции, изложенные в работах учёных: А.Б. Криницин, В.Н. Захаров,
Н.Д. Тамарченко, Ж.Т. Тощенко, Т.В. Федосеева, Г.И. Ершов, В. Маркович, В. Шмид,
Л. Грузберг, Т.В. Ковырзенкова, О.Ю. Юрьева, Л. Суханёк, Т. Касаткина.

Практическая значимость исследования
заключается в том, что материалы исследования могут быть использованы при изучении
творчества Ф.М. Достоевского.

Цель и задачи определили структуру
работы, которая представлена введением, двумя главами, заключением и списком использованных
источников.

Заключение:

Творчество Ф.М. Достоевского
высоко ценится как в нашей стране, так и за рубежом. Достоевский – один из первых
писателей, кто поднял тему сознания маленького человека, зачастую неприглядного,
с множеством недостатков, но со своими достоинствами и богатствами души. Первым
романом, с которым дебютировал будущий мастер, стал роман «Бедные люди». Многомудрый.

Принципиальный характер для
понимания нарративных стратегий Достоевского имеет вопрос о соотношении самопознания
и описания внешней реальности. Нередко в расчет принимается либо то, либо другое:
в психоанализе все персонажи Достоевского рассматриваются как персонификации отдельных
уровней психической жизни , в то время как в социологическом литературоведении его
образы трактуются с точки зрения той предполагаемой информации о внешней реальности,
которая вложена в них автором.

Между тем самое важное – то,
как происходит трансформация одного в другое, каким образом снимается грань, отделяющая
внутреннее от внешнего, как результаты самопознания проецируются на других людей,
а информация о внешнем мире становится основой для самопознания, как образы внешнего
мира преобразуются в язык для моделирования внутренней реальности, а психологическое
состояние автора проецируется на модели внешнего мира. Художественной литературе
свойственно разрушение границ между внешним и внутренним.

Даже те произведения
писателя, в которых упор сделан на социальную проблематику, не лишены явных и
скрытых отсылок к психологии личности, к внутренним кризисам и срывам, которые
позволяют взглянуть на складывающиеся в жизни персонажей ситуации под новым
углом зрения.

Оппозиция «свое-чужое» в художественном
пространстве произведений Ф. Достоевского «представляется актуальной ввиду ее значимости
в контексте. При этом востребованным становится вопрос о неоднозначном статусе «своего»
и «чужого» пространства, возможности «перетекания» «своего» пространства в «чужое»,
наконец, о большей степени значимости «чужого» в художественном пространстве романа.

 «Свое» пространство, являющееся знаком «родного»,
«первичного» по отношению к «вторичному» внешнему миру совсем не тяготеет к безопасности,
«одомашненности».

В целом ряде контекстов встречаются
лексемы, указывающие на «несвойственное» для проживания место, следовательно, на
негативное, «чужое» пространство. Пространство и персонаж «уподобляются» друг другу,
персонажи перенимают черты «неправильного», «чужого» пространства, приобретают нечто
такое, что онтологически не должно быть свойственно ни самому пространству, ни человеку
в нем.

Можно заметить, что описание
данных «пространств» предстает коннотативно сниженным, это места, где часто нет
света, где грязно, сыро, неуютно. Частотным маркером пространства дома становятся
дыры, щели, а также разодранные, испорченные обои. Подобный способ сокращения топонимов
является характерным свойством пространства, прямо не названного, лишь косвенно
указывающего на место действия, на возможность его разгадать. Пространство города,
в котором находятся персонажи, представляет собой калейдоскоп отдельных мест, где
происходит действие.

Таким образом, онтологически
значимая оппозиция «свое-чужое», традиционно учитывающая признаки пространства как
«освоенного- не освоенного», «близкого- далекого», в художественном пространстве
произведений Ф. Достоевского «предстает в неоднозначном статусе. Пространство дома
и города как «чужое», формирует не только мировоззрение персонажей, но и их образ
жизни, в конечном счете, их внешность. Для персонажей и «чужое» пространство дома,
и «чужое пространство» города становится «своим». Именно этим во многом объясняется
использование идентичной лексики в описании пространства и портретов персонажей,
высокая степень ее повторяемости.

Фрагмент текста работы:

ГЛАВА 1. ПРОБЛЕМА «СВОЕГО» И «ЧУЖОГО» В ЛИТЕРАТУРЕ

1.1. Антиномия в художественной литературе Членение мира по оппозициям, среди которых противопоставлены свой – чужой, давно
известно культурологам, историкам, лингвистам. Подробное описание этих славянских
дихотомий принадлежит Вяч.Вс.Иванову и В.Н.Топорову в книге «Славянские языковые
моделирующие системы». О бинарных оппозициях писали Н.И. Толстой, В.В. Колесов.
Исследователь А.Д. Юдин предложил понимать их как культурный код, в котором заложен
архетипический смысл. Предметом нашего внимания стала оппозиция свой – чужой в донаучной,
т.е. наивной, картине мира.

Одним из фундаментальных семиотических принципов с глубокой древности является
деление универсума на два мира – свой и чужой, противопоставление которых имеет
множество интерпретаций и реализуется в наборе более приватных оппозиций типа правый/левый,
здесь/там и др. Деление мира на свой и чужой – одна из важнейших операций в процессе
освоения его архаическим человеком, потому что бинарность как общая для человеческой
психологии черта физиологически обусловлена.

Человек познаётся через семиотическую деятельность, предполагающую существование
другого. Он может выразить себя только потому, что существует другой, способный
его воспринимать [21, с. 324]. Он структурирует окружающий мир прежде всего через
свое в нем положение: есть я и не я, есть мы и другие, есть мой дом и то, что вне
его, а это значит, что есть свое и чужое.

Слово – важнейший источник знаний о человеке. Передавая знание, оно формирует
сознание, миросозерцание. Постичь это миросозерцание, уловить его и описать можно,
опираясь на уже готовые тексты. Такие тексты поставляют материал для суждений о
смыслах слова. Народные выражения могут стать таким материалом для представлений
о добре.

Деление на своих и чужих — базовая культурная оппозиция. Оппозиция
"свое-чужое" относится к базовым мифологемам ценностной картины мира,
поэтому мы можем сказать, что таким образом происходит "освоение"
мира, процесс классификации, а далее и структурирования его "под
себя".

Деление на "свое-чужое" практически равнозначно делению "мы
— они". При этом в различные времена и в различных ситуациях наполнение
данной оппозиции также отличалось. Если взять фольклор, для которого данная
оппозиция всегда актуальна, то наполнение оппозиции "свое- чужое"
различается по жанрам. Для волшебной сказки — это базовая оппозиция, деление на
мир людей и не-людей. Для эпических же сказаний деление идет по принципу
"мой народ-чужой народ", может быть "мой город-чужой
город". Нормы взаимоотношений с чужим миром часто является ведущей темой в
фольклорных произведениях. Как правило, они одинаковы у всех народов:

1. Основа взаимоотношений — сохранение баланса и невмешательство.

2. Не нарушение границ.

3. Если взаимодействие происходит, то только на основе равного обмена
(дарение рассматривается как часть обмена).

Однако первичная оценка чужого мира отлична у разных народов. Например, у
народов манден чужой мир, как правило, нейтрален к человеку, или даже
дружествен (если враги героя находятся в мире людей, а он начинает общение с
чужим миром с дарения, то чужой мир всегда оказывает человеку помощь).
Враждебным чужой мир в сказках манден, да и в эпосе, может стать только после
того, как человек нарушит нормы взаимодействия между мирами. В сказках манден
оборотни нападают только после того, как человек либо нарушает баланс (охотник
убивает слишком много зверей), либо границу, либо запрет. Только колдуны
(которые одновременно относятся к двум мирам) могут быть изначально враждебны
людям. В эпосе, если антагонист (частично относящийся к чужому миру) нарушает
баланс, то другие представители чужого мира помогают наказывать его и
восстановить баланс. В европейских же сказках часто можно встретить изначальную
враждебность представителя чужого мира. Чужой мир воспринимается
индивидуалистскими, западными культурами более враждебным, нежели
представителями коллективистских, восточных культур.

Вспомним тезис Ю.М. Лотмана, что мир может рассматриваться 1. как текст,
(представители этого подхода стараются понять его) или как 2. не-текст (и
представители этой точки зрения пытаются структурировать его "под
себя"). Первый взгляд на мир характерен для восточных культур, второй —
для западных. Соответственно всех "чужих" воспринимают либо как
других, стараясь их понять, либо как тех, которых необходимо заставить жить как
мы (структурировать, изменить "под себя", привнести в их жизнь свой
"порядок"). Но не надо забывать, что более объемным "мы"
(более высоким и доминирующим) для представителей многих восточных культур
является ислам. А ислам, как и другие религии догмы, воспринимает чужих скорее
как врагов, "неправильных" людей (мир — не-текст), которых надо
обратить в свою веру, переделать "под себя", структурировать
по-своему.

Пожалуй, наиболее распространенным является перевод основных идей ритуала
на язык пространственных отношений. При этом временной аспект полностью не
исчезает, да и не может исчезнуть. Отдельного от времени пространства в ритуале
не существует. Время становится внутренним свойством пространства, его «четвертым»
измерением (Топоров, 1983, с. 232).

При всем многообразии применяемых в различных обрядах пространственных схем
общим является деление актуального пространства ритуала на две сферы: свое и
чужое. В самых общих чертах свое – принадлежащее человеку, освоенное им; чужое –
нечеловеческое, звериное, принадлежащее богам, область смерти. Равновесие между
этими сферами поддерживается постоянным обменом различными ценностями: людьми,
урожаем, продуктами питания и т. п. Ситуация нарушения равновесия между ними
разрешается с помощью (и в ходе) ритуала, в котором устанавливается прямой
контакт между представителями своего и чужого.

Обычно область чужого рассматривается как вторичная по отношению к своему («искаженный
двойник реальности»), но с точки зрения мифа и ритуала отношения между ними
скорее противоположны, так как космос (свое) выделился из хаоса (чужого), а не
наоборот. Чужое как бы дано изначально, его не надо придумывать, оно
существовало и до появления своего. Вот почему человек склонен видеть в чужом
не только нечто деструктивное, противостоящее своему, но и ту силу, которая
послужила толчком к рождению мира человека и которая снабжает его «ресурсами».