Дипломная работа (бакалавр/специалист) на тему Отражение дворцовых переворотов в источниках
-
Оформление работы
-
Список литературы по ГОСТу
-
Соответствие методическим рекомендациям
-
И еще 16 требований ГОСТа,которые мы проверили
Введи почту и скачай архив со всеми файлами
Ссылку для скачивания пришлем
на указанный адрес электронной почты
Содержание:
Содержание
Введение 4
1. Историки ХVIII -первой половины XIX века о дворцовых переворотах 9
2. Исследования эпохи дворцовых переворотов в конце XIX — начале XX в. 35
3. Взгляды историков XX века на дворцовые перевороты 43
3.1. Эпоха дворцовых переворотов в историографии советского периода 43
3.2. Эпоха дворцовых переворотов в современной российской историографии 53
Заключение 76
Список источников и использованной литературы 84
Введение:
Актуальность темы исследования определяется, прежде всего, значи-тельной ролью эпохи дворцовых переворотов в истории нашего государ-ства, поскольку в разное время находились мнения историков о том, что именно эта эпоха, которая, с одной стороны, характеризовалась борьбой за власть как просто игры приближенных ко двору, оказала значительное влияние на дальнейший ход развития событий. Кроме того, сами придвор-ные интриги, личности, принимавшие в них участие, накал страстей, все это всегда вызывало интерес, о чем свидетельствует и большое количество художественной литературы, кинолент.
С точки зрения историографического обзора данный период приме-чателен еще и тем, что в разные исторические периоды он оценивался представителями науки также по-разному. Так, например, довольно долго в отечественной историографии преобладают преимущественно оценка данной эпохи с точки зрения марксистского подхода, основную движущую силу общественного развития составляли народные массы. Кроме того, дополнительную актуальность настоящего исследования придает слуша-ешь есть интерес к личности в истории.
Большое количество исследователи настоящее время не умаляя до-стоинств объективных закономерностей значительное внимание тем не ме-нее уделяют и субъективным фактору.
В историографии настоящего времени эпохи дворцовых переворотов выделяется довольно много внимания, о чем свидетельствует, например, появление сборника, посвященного «искусству и практике дворцовых пе-реворотов и связанных с ними политических интриг», в котором помимо прочего рассматривается «проблема теоретического обоснования искус-ства дворцовой интриги и тесно связанного с нею политического перево-рота» на Востоке в ХIII–ХХ вв.
На основании изучения эпохи дворцовых переворотов можно вы-явить как общие черты, так и особенности политической борьбы того пе-риода и раскрыть причины, породившие кризисные явления в механизме верховной власти, которые воспринимаются как характерная черта рос-сийской политической культуры нового времени.
Дополнительную актуальность придает и тот факт, что опыт прове-дения реформ представляет значимость и в общественно-политическом плане, что определяется необходимостью поиска оптимальных способов соотношения насильственных и ненасильственных методов в правитель-ственной деятельности. В этом смысле исследование такой особенности ме-ханизма функционирования монархии (при отсутствии институтов соци-ального контроля) представляется полезным для понимания политической истории XX в. и современных политических «технологий»; ведь известно, что попытка реализации демократических принципов в не подготовленном для этого обществе часто завершается возвращением вспять и установле-нием авторитарных режимов.
Изучение истории заговоров и переворотов интересно также тем, что дает материал для изучения социальной психологии участников и свиде-телей событий (высшей знати, гвардии), других, наиболее активных соци-альных групп российского общества (чиновников, офицеров, солдат); поз-воляет выявить изменения их представлений о власти и соответствующие попытки правящей группы воздействовать на этот процесс.
В России начала XXI столетия «реликты средневековья (воспринима-емые – подчас бездумно – как исконные начала общественной психологии) во многом определяют реальное значение неформальной структуры вла-сти, порождают зыбкость и непредвиденную изменчивость правового ста-туса высших учреждений и распределения полномочий внутри реально правящей элиты». Соответственно, изучение «средневекового» в новое и особенно новейшее время открывает перспективы научного наблюдения для специалистов из разных областей гуманитарного знания.
Цель исследования – реконструировать взгляды историков, выявить факторы, влиявшие на их осмысление дворцовых переворотов.
Целью исследования определены основные задачи работы, к кото-рым относятся:
1. Изучить отражение дворцовых переворотов у историков VIII-первой половины XIX век.
2. Рассмотреть историю дворцовых переворотов в источниках лич-ного происхождения.
3. Исследовать взгляды историков XX века на дворцовые переворо-ты.
Объектом исследования является историография по теме исследова-ния дворцовых переворотов.
Предмет исследования – серия политических событий 1725, 1727, 1730, 1740-1741 и 1762 гг., традиционно носящих в историографии назва-ние «дворцовые перевороты». Все эти события, в той или иной степени, были проявлением династического кризиса, в результате чего переход престола к одному из претендентов сопровождался политическими кон-фликтами в правящих кругах, устранением с политической сцены мини-стров-временщиков или даже самих государей и, соответственно утвер-ждением у власти новых придворных группировок.
Хронологические рамки исследования – период с 1725 года по 1762 год.
Географические рамки исследования охватывают всю территорию Российской Империи.
К числу источников по истории дворцовых переворотов относятся материалы мемуарного и эпистолярного характера. Замечательной с точки зрения подборки источников такого рода является сборник «Дворцовые перевороты в России 1725-1825», первое издание которого вышло под названием «Со шпагой и факелом: Дворцовые перевороты в России 1725-1825». Особый интерес в данной хрестоматии представляют извлечения из записок Г.-Ф. фон Бассевича, К.Г. Манштейна и Б.К. Миниха, а также ди-пломатическая переписка французского посланника при русском дворе И.-Ж. де Ла-Шетарди. Сборник «Россия глазами иностранцев» интересен, прежде всего, сочинением «История и анекдоты революции в России» К.-К. Рюльера. Важный источник — работа Н.Я. Эйдельмана «Из потаённой истории России XVIII-XIX вв.». Вспомогательную роль в исследовании играют мемуары Е.Р. Дашковой «Записки княгини».
Можно назвать также источники документального характера: «Устав о престолонаследии» (1722) и «Табель о рангах» (1722). Они цитируются по специализированным хрестоматиям.
Историография используется в работе в той степени, в какой из неё можно почерпнуть необходимые факты. Дореволюционная историография представлена в работе ссылками на труды С.М. Соловьёва, В.О. Ключев-ского, С.Ф. Платонова. В отношении современной исторической литерату-ры приоритет отдан работам Е.В. Анисимова. Следует отметить, что автор позволила себе многочисленные ссылки на книгу популярного характера «Женщины на российском престоле» только в силу авторитета Е.В. Ани-симова как одного из самых крупных современных исследователей «эпохи дворцовых переворотов». Точка зрения другого современного исследова-теля, Н.И. Павленко, представлена цитатами из статей его цикла о россий-ских монархах XVIII в., публикуемом журналом «Родина», а также учеб-ника для вузов. Особенный интерес представила статья И.В. Волковой и И.В. Курукина «Феномен дворцовых переворотов в политической истории России XVII-XX вв.»; авторы попытались выделить основные черты, еди-ные для всех дворцовых переворотов, что является одной из задач данной работы.
Теоретико-методологической основой исследования послужили апробированные в современной историографии способы конкретно-исторической интерпретации фактов прошлого на основе комплексного критического использования широкого круга источников.
Новизна работы состоит в определении круга вопросов, нуждаю-щихся в дальнейшем исследовании, в продолжении путей разрешения вы-явленных проблем.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использования её результатов при составлении обобщающих трудов по изучению дворцовых переворотов, символики в истории России. Предло-женная систематизация источников может быть использована в музейной работе при создании музейных каталогов и создании выставок и нагляд-ных реконструкций в экспозициях.
Дипломная работа состоит из введения, 3 глав с параграфами, за-ключения, списка источников и литературы.
Заключение:
Изучение литературы по теме исследования показывает наличие раз-ных позиций в оценке содержания, особенностей и результатов эпохи дворцовых переворотов. В историографии до сих пор существуют мифы, сложившиеся в XVIII-XIX веках о том, что пост-петровская эра — это время «господства иностранцев», «контрреформ» и выступлений «родовой ари-стократии» против петровских реформ.
XVIII век был периодом, когда русский абсолютизм окончательно оформился, произошла его сложная, зачастую весьма противоречивая эволюция, которая неизбежно привела к изменениям в государственном аппарате, укреплению личного принципа управления страной, и с тех пор на этом В то время как вся власть была персонифицирована в лице госу-даря-императора, его личность часто оказывала решающее влияние на проведение внутренней и внешней политики. Слабое внимание времени правления Елизаветы, как в исторической литературе, так и в школьном образовании, побудило меня заняться этой сложной и важной проблемой. Целью данной работы является анализ совокупности взглядов и выводов, представленных российскими историками в отношении русской импера-трицы Елизаветы и ее эпохи. На сегодняшний день накоплено достаточно большое количество публикаций научного, образовательного и научно-популярного характера, авторы которых ориентированы на российских императоров.
В работах по истории управления нестабильность власти все еще объясняется указом 1722 года, в котором «сам Петр не успел назначить своего преемника». В работах по истории государства и права дворцовые перевороты либо не упоминаются, либо объясняются неудовлетворенно-стью «широких слоев правящего класса», в результате чего «охранник начинает диктовать свои». условия (условия), которые монархи вынужде-ны принимать».
Сегодня представляется возможность ввести в поле зрения исследо-вателей еще одно описание убийства Петра III, вышедшее из-под пера французского дипломата тридцать пять лет спустя после произошедшей трагедии. Документ, о котором пойдет речь ниже, не вошел в состав боль-шого свода материалов французской дипломатической переписки, опубли-кованного в Сборнике Русского Исторического общества. В 1839 году А.И. Тургенев преподнес императору Николаю I шесть томов копий доку-ментов, «частью в выписках, частью в полных депешах», приобретенных им у наследников французского дипломата А.-Б. Кайяра. По высочайшему повелению, в течение двух лет князь А.Н. Голицын и граф К.В. Нессельро-де изучали это собрание, после чего было принято решение, что публико-вать рукописи из архива Кайяра нельзя «в виду того, что они исполнены оскорбительными на счет русской нации отзывами и что, за исключением всего, что находится в них непристойного и даже обидного для чести име-ни русского, очень мало останется таких статей, публикация которых мо-жет принести какую-либо пользу в историческом отношении».
Возможно, в составе коллекции рукописей, приобретенной А.И. Тур-геневым, присутствовала копия документа, оригинал которого был обна-ружен автором данной публикации в Национальном архиве Франции. Он представляет собой донесение министру внешних сношений французской республики ее представителя в Берлине гражданина Кайяра. Французский дипломат посвящает свою депешу от 29 фримера 5-го года (19 декабря 1797 года) текущим событиям в России и, в частности, пишет: «Павел I восстановил имя своего отца в перечне императоров, из которого Екате-рина II его вычеркнула. Барятинский, гофмаршал, является братом быв-шего представителя России в Париже. Это именно он первым наложил ру-ки на несчастного Петра III в Ропше, куда его завлекли во время охоты. Этот несчастный государь, несмотря на предпринятые усилия одурманить ему голову многими винами, отверг отравленный напиток, будучи насто-роженным его горьким и обжигающим вкусом, с силой оттолкнул стол, крикнув: «Злодеи, вы хотите меня отравить».
Тогда Барятинский, бывший подле императора, накинул салфетку на его шею, держа один конец и передав другой своему сообщнику, стоявше-му с другой стороны жертвы. Так было осуществлено преступление. Ор-лов не мог вынести этого ужасного зрелища и едва дождался его развязки. При том гражданин Кайяр считает литературным романом донесение де Рюльера». Далее в документе следуют развернутые характеристики наиболее влиятельных фигур нового царствования, свидетельствующие об исключительной осведомленности в этом вопросе французского предста-вителя в Берлине. В рассматриваемом донесении совершенно отсутствует та оскорбительная для национального чувства предвзятость суждений, ко-торая помешала публикации в России архива его автора.
Антуан-Бернар Кайяр (1737-1807) — профессиональный дипломат, друг и однокашник крупного государственного деятеля А.-Р.-Ж. Тюрго, который доверил ему пост секретаря французских дипломатических мис-сий в Касселе (1773), Копенгагене (1775), а затем в Санкт-Петербурге. В столицу российской империи он прибыл в 1780-м г. вместе с маркизом де Верак, а в 1783-1784 году возглавлял французское посольство в России. Позднее он станет полномочным представителем в Берлине (1795), где до-бьется от Пруссии признания левого берега Рейна границей французской республики. В период Консулата А.-Б. Кайяр назначается директором ар-хива внешних сношений и одно время исполняет обязанности министра иностранных дел. Его перу принадлежало историческое сочинение «Вос-поминания о революции в Голландии в 1787 году».
Итак, автор интересующего нас документа появился в Петербурге в 1780 году и не мог быть очевидцем описываемых им событий. Не называет он и тот источник, из которого была почерпнута столь конфиденциальная информация. Вполне очевидно, что сведения получены не «из первых рук», так как в противном случае речь не шла бы об охоте как поводе для поездки в Ропшу. Возможно, источником этих сведений явился сам Орлов. Как отмечает его биограф, девять лет спустя после трагедии в Ропше Алек-сей Григорьевич находился проездом в Вене. «Хотя никто не рисковал за-говорить с ним о смерти Петра III, — писал французский поверенный в де-лах при венском дворе Дюран герцогу де ля Вриллеру 4 мая 1771 года, — он по собственному побуждению коснулся этой ужасной материи, и он го-ворил много раз, что для человека столь гуманного было очень печально оказаться вынужденным делать то, чего от него требовали». Судя по без-личной формулировке, использованной автором письма, Орлов не указал, от кого именно исходило это требование — от императрицы Екатерины Алексеевны или, как предполагают некоторые современные исследователи, от Никиты Ивановича Панина. Секретарь саксонского посольства в Петер-бурге Хельбиг также засвидетельствовал в «Биографии Петра III», что много лет спустя в Вене Алексей Орлов рассказывал об убийстве в Ропше с «будоражащей чистосердечностью». Возможно, версия развития собы-тий в ропшинском дворце, изложенная А.-Б. Кайаром, и явилась следстви-ем того широкого отклика, который получили в Европе откровения Алек-сея Григорьевича.
Французский дипломат оценивает как литературное сочинение толь-ко что опубликованные мемуары К.-К. Рюльера (1735-1791). Клод-Карломан де Рюльер — одаренный беллетрист, удостоенный похвалы Вольтера, с 1760 года находился в Петербурге в качестве секретаря фран-цузского посла. Вернувшись на родину спустя два года, Рюльер написал воспоминания о дворцовом перевороте в России, которые рассматривают-ся исследователями как один из основных мемуарных источников сведений об этих событиях. О сочинении Рюльера Екатерина II узнала от Фальконе через Дидро и отметила: «Мудрено секретарю посольства иначе как вооб-ражением знать обстоятельно вещи, как они суть…» Тем не менее, ею были предприняты энергичные, но безуспешные попытки приобрести рукопись Рюльера или по крайней мере не допустить ее издания. При жизни импе-ратрицы мемуары французского дипломата не увидели свет, а были опуб-ликованы во Франции в 1797году. В том же году книга достигает России и подвергается запрету. В рапорте петербургской цензуры от 24 октября 1797 года указывалось, что «сия… История… наполнена повествований ложных и оскорбительных для императорских лиц». Достаточно резко вы-сказался ознакомившийся с одним из списков этих мемуаров Людовик XVI: «Сочинение г-на де Рюльера представляет собою собрание анекдо-тов, настолько баснословных и противоречивых, что заслуживает скорее название исторического романа, чем мемуаров».
Действительно, обилие анекдотов, а также экспрессивность описания сцен и персонажей роднят эти мемуары с произведениями беллетристики. Однако многими историками сочинение Рюльера рассматривалось как за-служивающий уважение источник сведений о перевороте 1762 года. Пози-цию большинства из них сформулировал составитель вышедшего в 1911 году сборника воспоминаний участников и свидетелей восшествия Екате-рины II на престол Г. Балицкий: «Насколько Рюльер был осведомлен о настоящем положении вещей, связанных с событием 1762 года, нам ясно показывают записки самой Екатерины и другие исторические свидетель-ства и документы… Оказывается, Рюльер располагал довольно точными сведениями, несмотря на свое положение секретаря посольства». Нельзя не заметить ряд совпадений в описываемой Кайяром и Рюльером сцене убий-ства Петра III, и, прежде всего, свидетельства обоих авторов о попытке отравления, о последующем удушении с помощью салфетки (или полотен-ца). Эта общая схема повторяется и в сочинениях других французских ав-торов — Ж. Костера и Ж.-Ш. Лаво. Но если у Рюльера яд приносят Орлов и Теплов, то у Кастера и Лаво — присланный медик. Согласно Рюльеру, пре-ступление осуществляют Орлов, Теплов, Потемкин и Барятинский, причем Алексей Григорьевич «…обоими коленями давил ему [Петру. — Л. X.] грудь и запер дыхание». Кастера бесславную роль убийц приписывает Орлову, Теплову и Крузе. Алексей Орлов фигурирует во всех версиях как главное действующее лицо. Принципиальная разница в показаниях Рюль-ера и других французских авторов, с одной стороны, а Кайара — с другой, заключается именно в оценке роли Орлова. Согласно свидетельству Кайя-ра, активные действия предпринял Барятинский с «сообщником», а сам Орлов удовольствовался ролью пассивного наблюдателя, ожидавшего развязки. Кроме того, в повествовании Рюльера описывается бурная сце-на, в ходе которой несчастная жертва отчаянно защищала свою жизнь. В изложении Кайяра сам момент убийства выглядит как хладнокровно, а по-тому особенно жестоко осуществленный акт.
Воспоминания К.-К. Рюльера легли в основу широко принятой до недавнего времени исторической версии, согласно которой задуманное Екатериной II убийство свергнутого супруга осуществили гвардейцы во главе с Алексеем Орловым. В русле этой версии анализировалось иссле-дователями и последнее письмо Орлова от 6 июля 1762 года, в котором он сообщил императрице: «…Матушка — его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на Государя! Но, Государыня, совершилась беда. Он заспорил за столом с князь Федором [Барятинским. — Л.X.]; не успели мы разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали; но все до единаго виноваты, достойны казни…» Содержание пись-ма обычно рассматривалось как плохо завуалированная попытка скрыть истинные обстоятельства убийства, по поводу которых и в русском обще-стве, и в дипломатических кругах существовали весьма противоречивые версии.
На основании одной из них, изложенной в сочинении секретаря дат-ского посольства Андреаса Шумахера, в литературе последних лет стро-ится гипотеза о непричастности к убийству Екатерины II, а, следовательно, и верного исполнителя ее замыслов. Фигура А.Г. Орлова остается в тени, и его роль оценивается как роль командира ропшинского отряда, скрывше-го преступление, но не причастного к замыслам и действиям заговорщи-ков. Сторонники этой гипотезы высказывают сомнения в достоверности информации, которой располагал Рюльер, и в подлинности последнего письма Орлова.
Трактовка сцены цареубийства, содержащаяся в донесении А.-Б. Кайара, за исключением некоторых нюансов, возвращает нас к традици-онной точке зрения, господствовавшей в исторической литературе с мо-мента выхода в свет труда В. Бильбасова. Следует отметить, что воспоми-нания французского дипломата о давней трагедии были вызваны восше-ствием на престол Павла I и его первыми шагами в качестве монарха. Неизбежно возникает вопрос, насколько версия событий, изложенная Кай-аром, совпадала с представлениями сына Екатерины II и русского обще-ства того времени об обстоятельствах цареубийства в Ропше?
Как известно, во время церемонии перезахоронения останков Петра III 2 декабря 1796 года, по приказанию государя, Алексей Орлов нес большую императорскую корону, а Федор Барятинский и Петр Пассек — концы покрова, на котором она лежала. Н.И. Греч в своих воспоминаниях отметил, что эти участники процессии занимали места, подобающие пер-вым лицам империи. Таким образом Павел не только совершил акт симво-лического возмездия, но и публично продемонстрировал, кого именно он считал убийцами своего отца.
Если даже верна догадка современного исследователя о том, что по-следнее письмо Орлова является искусной фальсификацией Ф.В. Ростоп-чина, обращает на себя внимание то обстоятельство, что автор письма был осведомлен об особой роли в произошедшем Федора Барятинского. На гравюре с картины Н. Анселина, представляющей встречу Петра Великого и Петра III в Елисейских полях, в левой части изображен ад с присутству-ющими в нем фигурами Орлова, Барятинского и Пассека. Этот своего ро-да художественный документ воплотил в себе прочно вошедшие в истори-ческое сознание русского общества представления о главных виновниках цареубийства 1762 г.
Новое свидетельство об обстоятельствах убийства Петра III не вносит каких-либо принципиальных изменений в эти представления. И если даже прав А.-Б. Кайар, утверждая, будто Орлов не запятнал свои руки кровью в буквальном смысле этого слова, данное свидетельство не исключает дея-тельного участия Алексея Григорьевича в убийстве Петра III. Но мы наде-емся, что, оказавшись в поле зрения российских исследователей, этот до-кумент даст дополнительный материал для дальнейших размышлений об одной из самых колоритных фигур в истории России — Алексее Орлове, а также одном из самых значительных и вместе с тем трудно поддающихся реконструкции исторических событий — цареубийстве 1762 года.
Иногда научный анализ событий сменяется поверхностной журнали-стикой. В таких работах пост-петровская эра рассматривается как безна-дежный «тупик» или интерпретируется в стиле романов прошлого века: «Бездушные люди, несчастные времена, разбазаривание ранее приобре-тенных», и их авторы осуждают таймеры, основным инструментом кото-рых была «чувственность». В потоке статей и очерков с оттенком сенсаци-онности можно найти даже высказывания о пугачевском восстании … Ели-завета или рассуждения о «колонизации России европейскими жуликами». Такие ненаучные оценки фиксируются в массовом сознании с помощью потока репринтов дореволюционных (и отнюдь не лучших) исторических романов о «Дворцовых тайнах» или фильмов в стиле «русский вестерн» с Патриотический уклон. Лишь немногие публикации довольны серьезным подходом к источникам и выводам новых документов.
Фрагмент текста работы:
1. Историки VIII-первой половины XIX века о дворцовых переворотах
В главе рассматриваются труды и публикации VIII-первой поло-вины XIX века, в которых представлена оценка историками того вре-мени сущности, последствий и причин «дворцовых переворотов».
Интерес к отечественной истории 1725 – 1762 годов проявился напо-леоновских войн время либерального начала царствования Александра I. Именно в этот период скачать вышел целый ряд публикаций о таких детях как Меньшиков, Миних, Остерман . В 1801 году вышла записка россий-ского государственного деятеля дипломата — графа Александра Романови-ча Воронцова, который попытался отразить особенности выявить законо-мерности переворотов. Ему удалось выявить существенные различия меж-ду дворцовыми переворотами. Граф воронцов значительной степени отме-тил такие особенности как попытки ограничить монархию «несвойствен-ными для России кондициями» и проявления при «гвардейской необуз-данности» .
1809 году граф Михаил Михайлович Сперанский, ближайший совет-ник императора, так же попыталась проанализировать дворцовые перево-роты. Под его автор авторством вышло «Введение к «ложению государ-ственных законов», где я предположил, что замысла политических систем не удались в 1730 году, во время правления Анны, по причине опередив-шего переворот «состояние народного духа» .
С 1803 года что веленью императора Александра I изучением исто-рии государства российского стал заниматься Николай Михайлович Ка-рамзин. 1811 году Карамзин подал императору «Записку о древней и но-вой России в ее политическом гражданском отношениях» , где он предста-вил свое видение российской истории, а также критику новшеств проводи-мых в первое десятилетие царствования Александра I. В «Записке о древ-ней и новой России» Карамзин раскрыл проблемы формирования полити-ческого строя как естественно и закономерно процесса развития в виде эволюции «древней республиканской системы» к самодержавной монар-хии которая была окончательно «очищена…от примесей тиранства» Ека-териной II. Оценка Карамзиным переворотов основывалась на его отрица-тельном отношении к «ослаблению связи и родства» и «удалению в обы-чаях дворянства от народа» и сводилась к тому, что монархи могли по-пасть «жертвой не уважение» во времена переворотов XVIII века. В «За-писке древней и новой России» Карамзин уделил эпохе дворцовых пере-воротов не более шести страниц, описал эту эпоху очень эмоционально, даны четкие и однозначные характеристики людям которые принимали непосредственное участие дворцовых переворотах 1725 – 1762 годов. Для Карамзина единственно возможным путем развития российской государ-ственности виделась ограничения власти самодержца — «закон должен рас-полагать троном». Это было актуально не только для эпохи дворцовых переворотов, но и для времени правления Александра I.
Таким образом, первые попытки проследить закономерность двор-цовых переворотов (А.Р. Воронцов), выявить различия, определить при-чины неуспеха (М.М, Сперанский), а также сформулировать свое виденье моей спасительной роли самодержавия в качестве основы российского государственного порядка (Н.М. Карамзин) приобрели печатную форму, но не были предназначены для широкой публики. А вот публикации о Меньшикове, Минихе и Остермане как как забытых или «запрещенных» деятелях были доступны для ознакомления.
Труды Карамзина Воронцова и Сперанского стали популярны чле-нов тайных обществ которые пытались найти прецеденты борьбы «народ-ной вольности» с тиранами, для чего и изучали опыт дворцовых перево-ротов. Среди тех, кто высказывал мнение о «постыдный эре женского правления и безнравственных временщиков» , но при этом оценивая двор-цовые перевороты как пустые события, которые не смогли изменить к лучшему положения страны, были М.И. Муравьев-Апостол, Д.И. Завали-шин, К.Ф. Рылеев, Н.И. Тургенев, Н.М. Муравьев.